Дождь поливал стекла, как из шланга.
Я натянул пиджак на голову, вышел из машины и побежал через дорогу к открытой двери, качающейся под потоками воды.
Но я остановился перед ней, мои ноги приросли к асфальту, пиджак сполз с головы, лицо мокло под дождем, волосы прилипли к черепу, меня затошнило от страха и близости смерти.
Я вошел: из дождя – в ее боль.
Я ступал ногами на старое тряпье, ковер из ветоши и бумаги, бутылки, коричневые и зеленые, море стекла с островками дерева, ящики и коробки, верстак, которым он, несомненно, пользовался для работы, своей работы.
Я стоял, дверь стучала, все это – передо мной, за мной, подо мной, надо мной, слушая шуршание мышей и крыс, дождя и ветра, кошмарную музыку, но ничего не видя, ослепнув:
– И юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут.
Я был старцем.
Стариком, потерявшимся в комнате.
– Вы похожи на мокрую крысу. Долго были на улице?
– Не долго, – соврал я и вошел следом за барменшей в паб «Святая Мария».
– Чего изволите? – спросила она, включая свет.
– Виски и пол-литра пива.
Она зашла за стойку и начала наполнять кружку.
Я сел. Стойка была холодной, еще не успела нагреться от дыхания посетителей.
– Вот, держите. С вас шестьдесят пять.
Я протянул ей фунтовую купюру.
– Странное название для паба.
– Все так говорят, но это же – вылитая церковь. Вы только посмотрите вокруг.
– По-моему, тут недалеко есть еще одно заведение с таким же названием.
– Ночлежка-то? И не говорите.
– Постоянные клиенты, что ли?
– Да они одни к нам и ходят, – ответила она, подавая мне сдачу. – А вы сами-то чем занимаетесь?
– Я работаю в «Йоркшир пост».
– Так я и знала. Небось, приехали из-за этой женщины, которую кокнули пару лет назад? Как ее звали-то хоть?
– Клер Стрэчен.
Она нахмурилась:
– Вы уверены?
– Да. А вы ее знали?
– О, да. Теперь, вроде, говорят, что ее убил этот, как его, Йоркширский Потрошитель. Представляете, а если это правда? То есть, вот кошмар! Он же ведь, наверное, и к нам сюда заходил.
– Значит, Клер тут частенько бывала?
– Ага, ага. Прямо мурашки по коже, да? Еще одну?
– Давайте. А какая она была из себя?
– Такая же, как они все. Нажиралась и орала все время.
– По рукам ходила?
Она начала протирать стойку.
– Ага. То есть они там все такие, в приюте-то в этом.
– В «Святой Марии»?
– Ага. Она все время бухала, и я думаю, наверное, она просто так всем давала.
– А полиция вас о ней спрашивала?
– Ага, они тут всех спрашивали.
– И что вы им сказали?
– Да то же самое: что она сюда часто ходила, нажиралась, бабла у нее было мало, и зарабатывала она его, скорее всего, натурой там, на Френче.
– А они?
– Полицейские-то? Они ничего, то есть, типа, чего им говорить-то?
– Ну, не знаю. Иногда они делятся своими соображениями.
Она перестала вытирать стойку.
– Эй, вы только это в своей газете, смотрите, не пишите.
– Не буду, а что?
– Да я не хочу, чтобы этот проклятый Потрошитель узнал мое имя. А то еще подумает, что я что-то знаю, и решит заткнуть мне рот, или что-то в этом роде.
– Не беспокойтесь, я ничего такого не напишу.
– Да вы, наверное, всегда так говорите, да?
– Бог мне судья.
– Ну-ну. Еще одну?
– Извините, я ищу Роджера Кеннеди.
Молодой человек в очках в черной оправе стоял в темном коридоре, очковал, дрожал, шмыгал носом.
– Роджер Кеннеди? – переспросил я.
– Он здесь больше не работает.
– А вы не знаете, где я могу его найти?
– Нет. Вам придется прийти в другой раз, когда начальник будет на месте.
– А это еще кто такой?
– Мистер Холлис. Старший комендант.
– А когда он появится?
– Сегодня его уже точно не будет.
– Ясно.
– Он в отпуске. В Блэкпуле.
– Замечательно. Когда он вернется?
– Вроде в следующий понедельник.
– Понятно. Да, меня зовут Джек Уайтхед.
– А вы не полицейский?
– Нет, а что?
– Ничего, просто они тут были пару дней назад. А кто вы?
– Журналист. Из «Йоркшир пост».
Это его явно не успокоило.
– А-а, значит, вы насчет Клер Стрэчен? Женщины, которая тут раньше жила?
– Ну да. А что, полиция вас тоже о ней спрашивала?
– Да.
– Они с вами говорили?
– Да. Жалко, что мистера Холлиса не было.
– А что они сказали?
– Я думаю, вам лучше прийти, когда мистер Холлис вернется.
– Да я думаю, не стоит его напрягать. Я только хочу задать пару вопросов. Не для прессы.
– Каких вопросов?
– Общего характера. Мы можем где-нибудь присесть? На пару минут?
Он снова поправил очки на носу и показал на белый свет в конце коридора.
– Извините, я не расслышал, как вас зовут? – сказал я, следуя за ним в тоскливую комнату, где под окном со старой сломанной рамой собралась целая лужа дождевой воды.
– Колин Минтон.
Я пожал ему руку и сказал:
– Джек Уайтхед.
– Колин Минтон, – повторил он.
– «Поло»? – предложил я и сел.
– Нет, спасибо.
– А вы, Колин, значит, давно уже тут работаете?
– Около шести месяцев.
– Значит, вас тут не было, когда все произошло?
– Нет.
– А кто был? Мистер Холлис?
– Нет, только Уолтер.
– Уолтер?
– Уолтер Кендалл, слепой мужик. Он тут живет.
– Он был здесь два года назад?
– Ага. Он был одним из ее кавалеров.
– А можно с ним пообщаться?
– Если он на месте.
Я встал.
– А он что, часто куда-то ходит?
– Нет.
Я вышел из комнаты вслед за Колином Минтоном. Мы прошли два темных лестничных пролета и узкий, выстеленный линолеумом коридор, в самом конце которого он остановился и постучал в дверь.
– Уолтер, это Колин. Тут кое-кто хочет тебя видеть.
– Давай, – откликнулся голос.
В крохотной комнате, за столом, спиной к нам, лицом к окну и проливному дождю сидел человек.
– Простите, я забыл, как вас зовут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83