Делагрю носил толстые очки, а его костюм свидетельствовал о сверхплоском кошельке.
– Что у меня все прекрасно, и они могут ехать в деревню, – ответил Олэн.
Просидев три недели в карцере, он обернул шею тряпкой, смоченной в ледяной воде.
Температура тут же подскочила. Франсуа потребовал врача и добился перевода в больницу на две недели.
Благодаря этому он снова наслаждался дневным светом и вкусной едой. Кровь заструилась куда веселее. И мэтр Делагрю узрел совершенно нового человека, жизнерадостного и цветущего, способного бурно выражать радость или гнев в зависимости от того, насколько ему нравились статьи.
– Если среди писак и есть хоть один приличный тип, так это он, – говаривал Олэн, подчеркивая подпись Габриэля Бриана.
Спартак изо всех сил старался поддерживать легенду о «симпатичном гангстере» и неизменно писал в юмористических тонах.
А потом на поверхность всплыли братья Шварц и Бульдог. Теперь их «подвиги» занимали первые полосы.
Во время налета на фургон, перевозивший зарплату рабочих и служащих одного крупного завода на севере, они застрелили охранника.
Пытаясь прорваться через полицейский кордон, их шофер получил пулю в голову.
Братцы и Бульдог бросили машину вместе со всей добычей, убили одного полицейского и тяжело ранили другого.
По последним данным, Бульдог схлопотал пулю. Трио удирало, волоча за собой красный шлейф своей и чужой крови.
Их окружили на пятачке в несколько километров, и лучшие инспекторы парижской уголовной полиции бросились на поиски. Облавы, собаки, короче, все, как полагается.
Тем временем Бенедит тоже отправила Олэну своего адвоката. Этот ни за что не стал бы таскать газеты. Тонкое породистое лицо интеллектуала мгновенно покорило бы любого издателя женских еженедельников. В общем, чемпион. Такие при случае не прочь побаловаться и политикой.
– Не отчаивайтесь, – мелодично пропел адвокат.
И мэтр Гастон де Бужэнвилль загадочно улыбнулся с видом человека, способного постичь непостижимое.
– Мы с вашим судьей уважаем друг друга и знакомы уже лет тридцать. Пока большего не скажу…
«Держи карман, – подумал Франсуа. – Господи! Неужели Бенедит такая дурочка? Да знает ли она, сколько дерут эти вельможные господа?»
Меж тем давать адрес своего логова ему не улыбалось. А говорить, где лежат деньги, – еще того меньше. «Ладно, потом верну долг», – пообещал он себе.
– Я предупрежу вашу подругу и устрою вам небольшое свидание во Дворце Правосудия, – сказал адвокат перед уходом.
Разговор продолжался минут пять, не больше.
Судебный следователь и в самом деле скоро вызвал Олэна. На первом, чисто формальном допросе вместо мэтра присутствовал один из его секретарей.
В коридоре, как только конвойный стал застегивать стальной браслет на правом запястье подопечного, из-за стеклянной двери выскользнула Бенедит.
Молодая женщина бросилась любовнику на шею, но охранник решительно отстранил ее.
Олэн все же успел поцеловать Бенедит. У нее было бледное, измученное лицо. Конвойный быстро поволок Франсуа дальше. Никто не сказал ни слова. Страж – из-за лени, а Бенедит и Олэн – от волнения.
Только в фургоне, возвращаясь в Сантэ, Франсу нащупал во внешнем кармане пиджака маленькую пилку, которую ему сунула туда Бенедит.
Олэн взял пилку в руку. Сердце затрепетало от радости. Полоска металла умещалась в ладони.
На узкой бумажной ленте, приклеенной во всю длину лезвия, Бенедит мельчайшим почерком написала: «Пусть это и ложная свобода, но никакой другой тебе не остается. – Б.».
Олэн быстро спрятал лезвие в плавки.
В больничной палате он переложил его в щель между паркетинами. Значит, Бенедит нисколько не заблуждалась насчет возможностей адвоката… И Олэн подумал, что она все-таки удивительная женщина.
Он записался к врачу и долго жаловался на скверное здоровье, чтобы получить еще недельную отсрочку возвращения в карцер, где ему предстояло досиживать свои три месяца.
Чем может помочь кусочек пилы в мире бетона и решеток, где любая дорожка освещена прожекторами, на каждом углу жандармы, а вокруг безостановочно ходят патрули? Олэн начал набрасывать письмо Вальтеру, Фальстену и Божи. Но что он им мог предложить? Организовать нападение на тюрьму? Или ждать на улице удобного случая? Франсуа разорвал письмо, слишком хорошо понимая, что ради него мальчишки охотно рискнут жизнью.
Наутро мэтр Делагрю явился с очередной кипой газет.
Шнейдер (он же – Бульдог) закончил свою карьеру на мостовой Рубэ – его прошила автоматная очередь. За минуту до этого бандит прикончил двух жандармов из КРС. Братья Шварц затаились в каком-то доме на той же улице.
Полиция методично прочесывала каждое здание. Приближался последний раунд.
Олэн потерял сон. Внезапно, вспоминая подробности прошлого побега, он явственно услышал голос Пралине:
«…один тип насс… в кружку… сунул туда же табак… тухлое яйцо… начал пухнуть… пухнуть… пухнуть…»
Оставалось лишь купить яйцо. Чтобы оно скорее протухло, Олэн раздолбил скорлупу, потом, не теряя времени даром, смешал табак с мочой.
Пока он таким образом занимался алхимией, события развивались дальше, и мэтр Делагрю принес свежие новости.
Когда Шварцев наконец обнаружили в квартире на пятом этаже последнего дома той улицы, братья потребовали свободы передвижения, толкая перед собой целую семью заложников: мать, отца и троих детей.
Комиссар Бло, взяв на себя ответственность за дальнейшее, позволил им выйти, сесть в предоставленную полицией машину и отбыть в сторону Парижа. Заложников Шварцы прихватили с собой.
Бло не сомневался, что в противном случае головорезы прикончат несчастных, прежде чем сдохнут сами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51