Ослепленные вспышками блицев, они должны были несколько минут адаптироваться, привыкать к тусклому ночному подсвету кабин.
Запустив двигатели, Тиббетс плавно стронул перегруженную «сверхкрепость» и покатил вдоль рулежной дорожки, подсвеченной синими бликами ограничительных огней.
С «Энолы Гэй», предназначенной стать первым самолетом-носителем, было снято все бронирование, пушечные башни и блистерные установки. Она облегчилась по сравнению с серийными Б-29 на 3500 килограммов. Но все равно вес «Малыша» и запаса топлива был настолько велик, что перегрузка «Энолы Гэй» составляла несколько тонн.
Северная башня управления полетами на аэродроме Тиниан разрешила им взлет по полосе «А» с курсом 95 градусов.
Тиббетс стартовал в заданное время, в 2.45. Двигатели истошно завывали на предельных оборотах, но скорость нарастала очень медленно. «Энола Гэй» промчалась уже три километра, а все не отрывалась от земли. Впереди до конца бетонной дорожки остались считанные метры. Боб Люис, сидящий на правом сиденье в роли пассивного наблюдателя, не выдержал:
– Подними носовое колесо, Поль, подними! – с мольбой в голосе попросил он по переговорному устройству. В памяти Боба еще так свежи впечатления недельной давности, когда в конце этой полосы полыхали жаркие костры из четырех перегруженных «крепостей», экипажи которых не справились с взлетом. Сорок восемь гробов, накрытых полосато-звездными полотнищами, были отправлены в Штаты. Их начинили символически, «до веса покойника», горелой землей с места кремации экипажей. Близкие погибших будут рыдать над ними, не подозревая о том, что в цинково-деревянном сооружении не тело дорогого родственника, а спекшаяся земля, опаленные частицы несгоревшего металла, стальные гайки и, возмояшо, какие-то микроскопические частицы пепла, оставшегося от членов экипажа.
Буквально на самом краю бетонки «Энола Гэй» зависла в воздухе и неохотно пошла вверх. На высоте 70 метров Тиббетс развернулся на Иводзиму, где назначено рандеву с двумя самолетами обеспечения.
Предположения Боба Люиса насчет болтанки подтвердились еще до того, как они поднялись на заданный эшелон. Швырять «Энолу Гэй» начало с 900 метров. Несмотря на сильную болтанку, «хозяин бомбы» Парсонс, получив разрешение Тиббетса, исчез со своим помощником в бомбовом отсеке. Раскачиваясь, словно в трюме штормующего судна, специалисты начали снаряжать бомбу. Чтобы оживить «Малыша», им требовалось подсоединить десятка полтора электрических проводов. Когда они закончили работу, со лба Парсонса ручьями бежал пот и на спине его помощника лейтенанта Джексона проступили темные пятна.
– Командир, бомба приведена в боевое состояние, – доложил «хозяин», и в отсеках самолета наступило продолжительное молчание.
«Крепость» швыряло с крыла на крыло. Она то проваливалась вниз, то взмывала вверх. Казалось, что все внутренности членов экипажа давно оборвались и вот-вот выплеснутся наружу. Спасали лишь хорошая тренировка да повседневная физическая закалка.
И все-таки было очень трудно. Летчики, не имея возможности из-за болтанки включить автопилот, энергично парировали броски отклонениями штурвала и педалей.
Болтанка прекратилась на подходе к Иводзиме, когда экипаж снова перешел в набор высоты и оставил облака под собой. Словно в насмешку, в облаках начали появляться разрывы, а вскоре они вовсе исчезли. Перед рассветом взошла луна и расстелила на воде серебристую дорожку, терявшуюся где-то далеко в серой мгле.
Над Иводзимой ночь кончилась. Набирая высоту, экипаж как бы заглядывал все дальше за горизонт, из-за которого выкатывалось красное солнце, расплющенное, словно мяч для игры в регби.
Вскоре «Энола» сблизилась на визуальную видимость с «крепостями» Чарлза Суини и Джорджа Макварта. У японцев было очень мало истребителей, которые могли бы достичь высоты полета «сверхкрепостей». Но если бы нашелся такой ас, то «Энолу Гэй» прикрыли бы две «сверхкрепости» с 26 крупнокалиберными пулеметами и 2 авиапушками.
Полет шел строго по плану, отработанному сразу же после получения приказа президента Трумэна приступить к атомной бомбардировке Японских островов. Война подходила к концу, и президент очень спешил опробовать новое сверхмощное оружие на живых людях.
Обстановка, по признанию многих американских военных авторитетов, совершенно не требовала применения ядерных бомб. Япония уже и так дышала на ладан.
Главная цель, которую преследовал американский президент, отдавая приказ летному составу 509-й авиагруппы на сброс «Малыша» и «Толстяка» – запугать весь мир американской военной мощью. И в первую очередь эта угроза была в адрес несговорчивых союзников – русских, которых свежеиспеченный президент Гарри Трумэн ненавидел гораздо больше, чем немцев и японцев, вместе взятых.
– Пусть она только взорвется, – говорил президент своим помощникам, – у меня будет крепкая дубинка для русских парней.
Боясь, что конец войны может застать его среди Атлантического океана (президент возвращался в Штаты с Потсдамского совещания глав государств антигитлеровской коалиции), Трумэн отдал приказ на проведение операции «Серебряное блюдо» с борта крейсера «Атланта» второго августа.
К моменту вылета «Энолы Гэй» президент уже находился в Белом доме и внимательно следил за ходом операции.
2
Пять часов утра по токийскому времени. «Энола Гэй» все еще набирает высоту на индикаторной скорости 350 километров в час. Самолет немного облегчился за счет выработки топлива, но все равно проклятая бомба чертовски тяжела. Теперь все три Б-29 идут рядом, подсвеченные красными лучами восходящего солнца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98