– Нет-нет, никакой награды. А куда он направился? – спросил Салли, хотя ответ знал заранее.
– Ничего больше вы из меня не вытяните. Где-то я этого парня раньше видел, я уж знаю – награда как есть полагается.
– Спасибо, что уделили мне время.
– Спасибо, говоришь? Э нет, так не пойдет! – взбеленился оператор. – А за информацию вы мне разве не заплатите? Слышь, а награду можно и пополам. Я не жадина. Эй, мистер, послушайте…
Но Салли уже уехал.
Перри не умер: он лежал в постели. Глория смотрела на него – такой махонький, такой хрупкий и так далеко от нее – в середине простыни. До него словно мили и мили. Мальчик уже пришел в сознание, но был все еще увешан трубками. Глаза его устало сфокусировались на матери. Глория погладила гипсовую повязку на его руке.
– Доктор говорит, с тобой будет все в порядке, родной, – заверила она.
Вошла медсестра.
– Миссис Стрит, вам нужно выйти.
– Я останусь.
– Вам нельзя оставаться в палате. Я поставила вам раскладушку – там, дальше по коридору. – Медсестра дотронулась до ее плеча.
Глория нагнулась и поцеловала Перри.
Каким-то непостижимым образом Тед отыскал-таки ту самую закусочную, где его подобрал Клэнси. Рельеф ему запомнился необычайно живо, чего не объяснял даже тот факт, что Тед пересек эту местность пешком из конца в конец – как если бы ему самой судьбой было предназначено быть именно здесь, в пустыне, в это самое время. Тед рассмеялся: ну, сколько можно выискивать сакральный смысл там, где его нет?
Сгустилась ночь, но пустыня была освещена под стать достопамятной военной базе. Похоже, куда бы Тед ни пошел, люди повсюду пытались истребить тьму. Закусочная превратилась в командный пункт ДОС, ФБР, Национальной гвардии и съемочных групп из программ новостей. На парковке каждое из агентств установило передвижной штаб, украшенный яркими флажками, точно состязаясь в рекрутерстве.
Тед припарковал автобус на невысоком хребте и немного понаблюдал сверху за происходящим. Он слышал голоса – приглушенные и словно опасающиеся заговорщических интонаций. Два вертолета (не черных) стояли через дорогу от закусочной, а между ними – три БТР-а. До Большого Папы и его секты оставалось еще несколько миль. Вдоль шоссе, ведущего к грунтовой дороге, что, в свою очередь, вела к лагерю сектантов, по обе стороны выстроились машины – и горел свет. Сколько народу-то! Тед закрыл глаза и представил себе пустыню. Она ведь какая угодно, только не плоская. Он вспомнил каньон, по которому пробежал из конца в конец, – песчаный, почти лишенный растительности.
Тед вновь уселся за руль автобуса и осторожно съехал с дороги на песок – медленно, словно проверяя его на прочность, как если бы автобус мог затонуть. Обогнул военный лагерь, держась на почтительном расстоянии и не включая фар; рокот барахлящего мотора терялся в шуме и гвалте правительственных махинаций. И вновь покатил во тьму. Его сердце и разум сосредоточились на одной-единственной цели: спасти детей.
Холодный ночной воздух обтекал автобус с двух сторон, и Теду казалось, будто он ощущает это собственной кожей. Он ехал, выбирая направление на глазок, не зная в точности, где именно находится, зная лишь, куда ему надо. И главным образом – что именно он будет делать. Тед потрогал швы на шее – этот жест уже вошел в привычку, стал своеобразным утешением – и понял, что все это произошло не просто так. Наверняка не просто так. В то же время, при всех его благих намерениях, при всей его решимости спасти бедных потерявшихся детей, Тед понимал, что сдает, что рассудок его мутится. Где-то его ждала семья; придется им подождать еще немного – подождать, пока он не исполнит того, что больной мозг, вне всякого сомнения, изголодавшийся по кислороду (ведь отключившиеся легкие его уже не поставляли), измыслил для него в качестве миссии. Но разве не благо этот его замысел, это его твердое намерение спасти маленьких детей? Пальцы, вцепившиеся в руль, утратили всю свою подвижность, так что автобус подскакивал на каждой яме и колдобине, на каждом камне и выбоине. Но вот Тед отыскал пересохшее речное русло и пронесся по нему, через кустарник и шалфей, расплющивая шинами кактусы.
Наконец, зная, что до лагеря рукой подать – ветер доносил эхо треклятой песни про Майкла, – Тед притормозил и заглушил мотор. Он вышел из автобуса и дальше побрел пешком, слыша голоса, слыша адский мотив, слыша, как Большой Папа негромко увещевает своих адептов. Слов Тед не разбирал, но голос помнил. Самое важное, он слышал детский плач.
Глория сидела на стуле рядом с поставленной для нее раскладушкой и держала на коленях Эмили. Она убрала с лица девочки волосы и успокаивающе замурлыкала. Ханна и Ричард сидели в противоположном конце тесной комнатушки.
– Слава Богу, с ним все будет в порядке, – проговорила Ханна.
– Это я во всем виновата, – сказала Глория.
– Ничего подобного, – возразил Ричард.
– Да-да, – настаивала Глория.
Эмили крепче обняла мать.
– Мне следовало заглянуть к нему и проверить, как он там, – сказала Глория.
Ричард промолчал.
Ханна откашлялась.
– Я, пожалуй, отвезу Эмили домой, пусть отдохнет хоть немного.
– Нет, – сказала Эмили.
– Ханна права, – возразила Глория. – Тебе нужно хорошенько отдохнуть, ведь завтра мне понадобится твоя помощь. Договорились?
– Я останусь, – предложил Ричард. Голос его звучал неуверенно, слова словно не шли с языка.
– Нет, ты тоже поезжай. – Глория поставила девочку на ноги и встала сама.
Ханна взяла Эмили за руку.
– Пойдем, родная.
Глория поглядела на Ричарда.
– Спасибо тебе огромное.
– С тобой все будет в порядке?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77