– Пристало отослать брата нашего к месту последнего упокоения с должным благословением и любовью Христа, Господа нашего. Бедный, бедный Теодор Стрит принял смерть жестокую и бессмысленную на улицах кишащего грехом города. Кровь его хлынула в те же канавы, что денно и нощно уносят прочь нашу грязь и мочу. Да! Братья и сестры, Теодор Стрит – не более чем неоновый знак на дороге жизни: прежде чем перейти улицу, он посмотрел, возможно, налево, посмотрел и направо, но, подобно столь многим из нас, вверх взглянуть не сподобился. Он – знак нам: в любую секунду – в любую секунду, я говорю! – все земное может обратиться в прах и тлен. Вот едете вы себе на машине, а в следующую минуту голова ваша вон где, а тело – вон где! – Один из детей Теда взвизгнул, оба уткнулись в юбку матери. Стейдж растопырил сосиски-пальцы и оперся ими о край пюпитра. – Теодор Стрит был учителем, и он продолжает учить нас даже сейчас. Он учит нас тому, что жизнь преходяща, и лучше бы нам уладить все свои дела честь честью. Книга пророка Исайи, глава 38, стих 1, гласит: «Сделай завещание для дома твоего, ибо ты умрешь, не выздоровеешь». Сколько истины в этих словах! Вот хоть Теодора Стрита спросите, он подтвердит. Под занавес должен сознаться, что я не имел чести лично знать мистера Стрита. Зато Иисус знал его!
– Аминь! – громыхнул хор.
– Да, Господь Наш знал мистера Стрита, а теперь знает его еще ближе, хотя нам и неведомо, добрался ли он до дома Божьего целиком. Возможно, голова оказалась там раньше, так что ей пришлось дожидаться всего остального, но это как раз не важно: ведь обе части двинулись дальше. Что до Теодора Стрита при жизни, позвольте мне представить главу… простите, заведующего кафедрой, на которой преподавал покойный. Профессор Орвилл Орсон.
Орвилл Орсон, с виду – жирный боров, иначе и не скажешь, – был специалистом по Джойсу, которого всей душой презирал (он посвятил свою карьеру тому, чтобы выставить великого прозаика посредственным, пусть и пронырливым писакой). Независимо от погоды, Орсон носил подтяжки, которые называл «помочами», и льняные костюмы в полоску. Льняной костюм, заметно измявшийся на жаре, был на нем и сейчас. Орсон встал (сидел он в третьем ряду) и зашагал к алтарю. Его потная, мясистая ладонь втиснулась в потную, мясистую ладонь Стейджа; пюпитр перевернулся. Шея и лоб Орсона блестели от испарины, но ему было не привыкать; он то и дело утирался платком, не создавая при том ощущения нервозности или неловкости.
– Впервые я познакомился с Тедом девять лет назад, – сообщил Орсон, и смысл этих слов был прозрачен для всех, кроме разве Ларвиля Стейджа и прихожан Первой христианской церкви Вечного Духа и Крови Христовой. – Тед, вчерашний выпускник Дьюка, переступил порог моего кабинета; глаза его сияли, энергия перехлестывала через край. Мы все мгновенно полюбили нового коллегу – и на кафедре, и в колледже. Хотя он так ничего и не опубликовал и, насколько мне известно, ровным счетом ничего не написал, он был Учителем с большой буквы. – Тут Орсон, с присущей ему рассеянностью запнулся – и тут же поправился: – Прошу прощения, кое-что Тед все же написал. Тед написал книгу; я, например, понятия не имею, о чем она. Знаю только то, что издателя на нее не нашлось. Как бы то ни было, студенты в Теде души не чаяли. Собственно, студенты дважды голосовали за него как за Выдающегося Учителя Года. На его курсы записывались в очередь. – Орсон вновь умолк; потом, словно думая вслух, вновь заговорил: – Ну, до тех пор, пока впереди не замаячила аттестация. Объем его внимания сократился, по всей видимости, до двух-трех секунд от силы, а к лекциям готовиться он попросту перестал. Да вы и сами знаете, как оно бывает. Сегодня мы помним лишь то, что Тед Стрит был хорошим человеком, заботливым мужем и любящим отцом. Для этого выдающиеся ученые заслуги не нужны, а есть ли что важнее? Тед оставался самим собою вплоть до конца. Ужасно обидно, что Тед погиб, и погиб так страшно, но, с другой стороны, как утверждают, умер он мгновенно и почти или даже вовсе безболезненно. – Орсон подергал себя за воротник. – Так простимся же навеки с Тедом. Может статься, в небесной университетской системе Тед наконец-то опубликует свою книгу. До свидания, Тед.
Хор грянул гимн «Это путь к Спасителю, к Господу Христу»; служки, держа перед собою открытые псалтыри, четко выговаривали каждое слово и недоуменно поглядывали друг на друга. А когда хор дотянул до конца последнее благозвучное «аминь», Теодор Стрит сел в гробу.
В церкви, как и следовало ожидать, воцарилась гробовая тишина – но ненадолго. Эмили Стрит завизжала и попыталась вскарабкаться по матери, как по дереву; Перри Стрит повторял будто заведенный: «Папа, папа, папа». Глория Стрит потеряла сознание: так и застыла в сидячем положении, остекленевшим взором глядя в пространство. Сестра Глории рванулась к двери, добежала было по красном ковру до самого конца прохода, но подвернула здоровенную ножищу, упала, покатилась и завершила путь у ног слепого нищего, с задравшимся на голову платьем. Орвилл Орсон пускал газы залп за залпом и громко молился. «Беовульфистка» порылась в сумочке и теперь держала наготове перцовый аэрозоль, купленный для нее женихом. Ларвиль Стейдж воздел руки и возопил к потолку Первой христианской церкви Вечного Духа и Крови Христовой:
– Господи Боже Иисусе! Господи Иисусе, Боже мой! Аллилуйя! Чудо в моей церкви! В моем маленьком доме Господнем! Иисусе! Иисусе! Иисусе!
– Иисусе! Иисусе! Иисусе! – мерным речитативом вторил хор.
В разгар пения, визга и пука Тед Стрит выбрался из гроба и встал лицом к конгрегации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77