– «Опасно. Не стой под стрелой», – сказал я голосом Магилы Гориллы в переводе на язык туземцев Канарских островов.
Дюймовочка захлебнулась смехом, я тоже рассмеялся, но не так безудержно, потому что все случайное имеет свои пределы. Естественно, когда я вспоминаю об этом сейчас, то понимаю, что настоящая паранойя началась у меня только на следующий день.
Паштет из оленины
Звонил будильник – только он мог издавать это ушераздирающее «пи-пип», – но моя система жизнедеятельности располагала четкими инструкциями, не позволявшими разбудить себя просто так. В подсознании у меня все еще прокручивалась сновиденческая программа: на экране простиралась белая равнина бесконечного формата; с неба падали тоненькие струйки, больше напоминавшие крошечные торнадо, они медленно оседали на бумажную землю и проделывали в ней отверстия. Сначала они довольно редки, продвигаться приходится ощупью, осторожно, чтобы не угодить ногой в одно из отверстий; но дождь становится все сильнее, земля – все более дырчатой, продвижение затрудняется.
Невыносимо: бац! – и я отправляю будильник в нокаут.
Я лежал, растянувшись на нерасстеленной постели, в рубашке и полуспущенных брюках. По крайней мере, я добрался до постели – начала и конца всех моих передвижений по жизни – и даже умудрился поставить будильник. Спальня – как после погрома. Жуткое похмелье. Голова трещит, в желудке пожар. Что-то слишком много дыр: Дюймовочка, бездонная дыра; борсоги, врастающие в землю своими лапками-корешками; сверлильный дождь; а теперь еще одна дыра, в раковине, к крану над которой я припал жаждущим ртом. Полдень. Лучшее, что может случиться с куском масла, – это когда его намажут на круассан. Но круассанов не было. Вечно чего-то не хватает. Восемнадцатое июня, четверг, Международный день Небытия. Единственная утешительная мысль состояла в том, что скоро я получу остаток причитающихся мне пятидесяти штук. Я побрился, выпил кофе, выкурил косячок, надел то, что было на мне вчера вечером, и вышел на улицу, стараясь подладиться как бы под некий киносценарий: действие, диалоги и как можно меньше пиши для мозгов.
Луиджи уже заступил на боевое дежурство.
– Ну что, проснулся, ранняя пташка?
– Сделай милость, не надо со мной заговаривать… Свари лучше кофейку.
– Когда ж ты вчера лег?
– Понятия не имею.
– Не просыхаешь ты, парень…
– Слушай, Луиджи, хватит меня подкалывать. Мне надо идти к родителям, и я должен выглядеть как огурчик.
– Опять побираться идешь?…
Да нет, просто отец сломал ногу. Ладно, пойду: по пути надо еще заехать в контору – срубить капусту за одну работенку. Потом рассчитаемся.
К счастью, было не слишком солнечно, и я смог добраться до «Миральес и Миральес», не петляя в поисках тенистых тротуаров; но когда я поднимался по лестнице, на каждой очередной ступеньке мне словно иглу втыкали в висок. В приемной, как всегда, сидела Мария.
– Брата не видела?
Я пристально посмотрел на стеклянную дверь его кабинета. За металлическими полосками жалюзи никого не было видно, даже свет не горел.
– Сегодня утром он не пришел. Отсутственный день…
– Не пришел?
Новость настолько сразила меня, что я даже не оценил «отсутственный день», такой похожий на мой Международный день Небытия и как-то связанный с увеличением числа дырок вокруг.
– Звонила твоя невестка: заболел. То ли грипп, то ли что-то еще. Сказала, что у него сильный жар, так что он даже встать не может. Должно быть, ему и вправду плохо, бедняжке.
– И как же вы тут будете управляться без Его Превосходительства?
– Посмотрим, в конце концов, все проходит через него. А пока Пумарес пытается тянуть время, как может. Мало того, секретарша твоего брата тоже не пришла. Даже не предупредила.
Оставив Марию наедине с ее телефонами, я вышел из конторы в мрачном состоянии духа. В кармане у меня оставалось не больше трехсот-четырехсот песет, и, не зная куда деться, я несколько минут бесцельно кружил по кварталу. Немного поразмыслив, я решил сначала навестить своих досточтимых родителей, а потом сразу же нанести визит вежливости моему Бедному Больному Брату. Наверняка у него дома есть бабки, он всегда носит в портфеле несколько синеньких, не говоря уж о его Неподражаемой Кредитной Карточке. Не в состоянии на данный момент противостоять ни папеньке, ни маменьке – а тем более выдержать их совместную лобовую атаку, – я свернул к дому, чтобы выкурить косячок и хоть как-то пооблегчить похмелье. Сидя на диване, я выкурил зелье, а потом свернул еще один, чтобы скрасить десять минут пути до Голгофы.
Жилье моих Досточтимых Родителей высится в дальнем конце Диагонали и полностью занимает два последних этажа одного из самых крутых зданий этого района, нечто подобное можно увидеть разве что в самом центре Педральбес. Чтобы получить представление о нем, достаточно сказать, что консьерж носит специально сшитую униформу и фуражку. Зовут его Мариано Альтаба, или сеньор Альтаба, как обычно выражается папенька, рекомендующий обращаться с прислугой на «вы» и максимально почтительно. Полагаю, что это позволяет ему чувствовать себя не таким виноватым из-за того, что ему приносят почту и выносят мусор за вознаграждение, которого ему вряд ли хватило бы, чтобы подписаться на журналы по охоте и рыбной ловле. Мой папенька из тех, кто стыдится иметь деньги, но и отказаться от них у него не хватает решимости.
Мариано (дон Мариано Альтаба) был не один. Рядом с ним стоял здоровенный охранник, который растерянно посмотрел на меня, не зная, как со мной держаться. Должно быть, Община Выдающихся Соседей решила, что системы спутниковой безопасности недостаточно, дабы защититься от варварских орд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115