На герцогиню благоприятно действовало мое лечение, и плохо – лечение других. Ей было, как я полагаю, около сорока лет. Возраст, когда организм уже отступает на несколько пядей перед смертью.
В. – Имеется ли у вас достаточно ясная идея о том, что вызвало эту смерть, такую неожиданную и… скажем, насильственную?
О. – Дело в том, что, когда я приехал, она уже умирала Вы знаете, что ее близкие искали меня в течение всего дня, но я, как вышел из дома, все еще не возвращался… Обстоятельство, достойное глубокого сожаления. Может быть, мне и удатось бы сделать что-то. А в том состоянии, в каком я ее нашел, лучше всего было оставить ее умирать спокойно.
В. – Так вы допускаете, что она могла умереть по какой-то посторонней, внешней по отношению к ее организму причине?
О. – Что вы хотите сказать? Поясните.
В. – Яд…
О. – О боже! Я так и думал. Как ужасно! Яд? Хотя почему бы и нет? Но с другой стороны: почему да? Нет никаких строго научных доводов, что заставляли бы нас прийти к такому заключению. Это просто гипотеза… из пьесы или из романа! Хотя у меня нет строго научных доводов и для того, чтобы отбросить ее. Хотите, скажу вам правду? Для меня версия насчет яда правдоподобна не больше, чем гипотеза относительно мадридских миазмов или андалусийской заразы… Одно стоит другого. Все это умозрительные рассуждения, не опирающиеся на факты… Но мы ведь не собираемся подвергнуть из-за них тело бедной герцогини вскрытию, не так ли? Тогда удовольствуемся медицинским заключением, которое я согласовал с Бонелльсом: «Сим удостоверяется, что смерть тра-та-та тра-та-та доньи Марии Тересы тра-та-та тра-та-та по причине кишечной лихорадки, вызвавшей тра-та-та тра-та-та…»
В. – Спасибо, сеньор доктор, можете быть свободны.
О. – Да, кстати. Добрая душа Каталина только что сообщила нам, что сегодня к вечеру все мы приглашаемся в контору нотариуса, где будет зачитано завещание герцогини. Очевидно, нам оставлено какое-то наследство. Бонелльсу тоже. Надеюсь, его доля будет не меньше моей. Этого он бы не перенес. У него очень высокое кровяное давление. Если вы придете завтра, сеньор полицейский, возможно, всем нам уже будет что праздновать. Ведь герцогиня была на редкость щедрой. Хотя каждый, я уверен, предпочел бы вместо этого видеть герцогиню живой, видеть, как она поет, как порхает по своему дворцу. Яд? Слишком мелодраматично, сеньоры.
В. – Вы можете быть свободны, доктор Дуран.
Второго дня месяца августа мы получили заключение об анализе хереса – результат оказался отрицательным. Судя по всему, это было вино наилучшего сорта, исключавшее всякую мысль о подделке. Поскольку анализу подвергалось все содержимое бутылки на туалетном столе, она в конце концов совсем опустела. Прибыв во дворец в то же время, что и в предыдущие дни, мы застали там сеньора Карлоса Пиньятелли и с ним еще шесть лиц: сеньориту Барахас; врачей дона Хайме Бонелльса и дона Франсиско Дурана, об опросе которых мы уже составили необходимые документы; а также дона Рамона Кабреру, капеллана; дона Томаса де Бергансу, секретаря; и дона Антонио Баргаса, управляющего и казначея герцогини. Все семеро хотели официально поставить нас в известность, что они стали наследниками состояния герцогини, разделенного поровну между ними, хотели выразить нам свою готовность оказать всяческое содействие в проведении расследования и вместе с тем выразить пожелание, чтобы оно осуществлялось в такой форме, которая не давала бы новой пищи слухам, циркулирующим по городу (и лишенным, по их мнению, каких-либо оснований, но питаемым нашим расследованием), и чтобы ненужным скандалом не была потревожена память их прекрасной и любимой благодетельницы. Надо сказать, что сеньор Пиньятелли, взявший слово от имени всех остальных, проявил гораздо большую готовность к сотрудничеству, чем во время предыдущей встречи, а сеньоры Бонелльс и Дуран многократно заявили, что они совместно обсудили случай и полностью согласны друг с другом в том, что предположение о яде должно быть отвергнуто и нет никакой нужды в проведении вскрытия. Поскольку трое из присутствующих еще не были подвергнуты опросу, мы оставили их во дворце. Первым мы пригласили к себе сеньора капеллана.
Вопрос. – Ваше имя?
Ответ. – Рамон Кабрера Перес.
В. – Кем вы являетесь покойной?
О. – Я исполняю обязанности дворцового капеллана, как исполнял их раньше во дворце Монклоа, а во время путешествий покойной по ее имениям – в часовнях и молельнях ее домов и дворцов.
В. – Вы были также ее исповедником?
О. – При случае.
В. – Вы хотите сказать, что сеньора герцогиня не часто причащалась?
О. – Отнюдь нет, сеньор. Это было бы так же далеко от того, что я вам сказал, как и от того, что вы меня спросили. Ведь речь идет о глубоко личных отношениях между человеком и Богом, и мы, священники, выступаем лишь посредниками в…
В. – Когда в последний раз вы исполняли свои обязанности?
О. – Когда герцогиня умирала. Я успел дать ей последнее отпущение грехов. И последнее причастие.
В. – Какой причине приписываете вы ее кончину?
О. – Господь пожелал призвать ее в свое лоно. Естественным путем… Скажем, болезнь… Словом, не знаю. Вы ведь уже слышали об этом от ее врачей. Я был у нее четыре или пять раз во время агонии, чтобы помочь молиться. Бог ниспослал ей весьма жестокое испытание. Приступы боли следовали почти беспрерывно. Она едва могла закончить молитву. Под самый конец она обессилела и затихла, будто ее организм перестал бороться за то, чтобы душа свободно отлетела к Богу.
В. – Так у вас не сложилось определенной идеи относительно болезни, которая унесла сеньору герцогиню?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59