Я также чувствовал, что он едва удерживается, чтобы не ударить меня.
– В следующий раз, как ты возьмешь мою расческу, – сказал он, трясясь, – я изобью тебя!
И именно это он и имел в виду. Ни больше ни меньше.
Все равно. Хватит о нем.
Просто дело в том, что через некоторое время начинаешь хотеть, чтобы подобного рода люди были от тебя подальше.
Мы ехали на север. Добрались до Хантсвилля, проехали через город по-настоящему медленно, я смотрел туда и сюда, искал своих летних приятелей: Грега с плохими зубами и его сексуальную сестричку. Я видел мистера Девела, у которого была лодочная станция, Чипа Престона, который хорошо играл в гольф; мы проехали мимо скобяной лавки и переехали через мост, это звучало так, словно под днищем автомобиля бьет барабан. Там была Блекберновская пристань для яхт, где мы заправляли лодку, и «Королева вкуса» Лоблоу, куда мы отправлялись после танцев в «Городе подростков». На краю дороги я видел Сэнди Хантер, должно быть, она возвращалась домой из школы, у нее были длинные светлые волосы. Мы прибавили скорости. Осталось проехать семь пунктов и три мили. Я знал все дома, амбары, крыши отсюда до нашего дома. Я опустил окно и почувствовал, как ветер овевает мое лицо. Пахло совершенно не так, как в городе.
Мы свернули с дороги и двинулись по проселку. Ветви задевали бока машины. Звенел маленький ручеек на дне оврага. Вот и наш почтовый ящик, весь проржавевший с зимы. Галька захрустела под колесами машины. Мы завернули за угол, и вот оно – большое поле и наш дом в дальнем его конце. Произвольно расположенный, белый, обшитый тесом, с двойным гаражом и зелеными ставнями. А вон и моя комната, наверху в правом крыле, смотрит на гараж. Мне так не терпелось приехать, что я едва мог перевести дух. Я вылез из машины. Мне хотелось в следующий же час сделать все, что я делаю на летних каникулах. Но я должен был помочь занести в дом вещи, провизию и чемоданы, заново набитые подушки и все прочее, даже растения. Потом я побежал наверх в мою комнату. Я любил, как в ней пахло – необычно и пусто, восхитительный нафталиновый привкус. Ковбои на обоях сохранились с тех пор, когда я был маленьким писуном, в шкафу старая одежда, которая мне больше не по размеру, журнал про водолазов, книжка по графологии. Я раскрыл ее. Мои заметки на полях. Господи Иисусе, помнишь это? Парень, я действительно работал над этим. Последняя глава называлась: «Как распознать убийцу».
Из окна была видна вся дорога до озера. Листья еще не выросли в полную силу. Здесь еще не наступило лето. Вода слишком холодная, чтобы купаться; в это время года она какая-то бесцветная и чужая. Но позже она согреется и через месяц уже будет теплой, словно суп. Так всегда говорит моя мама, когда соскользнет с пристани в воду, полотенце обмотано вокруг головы. «О боже, мальчики, – говорит она, – вода словно суп».
Я сорвался с места, просвистел по всему дому в ванную, в пустую спальню в дальнем конце коридора, в комнату старика, проверил шкафы в нижнем коридоре, я любил, как они пахнут. Потом отправился в подвал. Здесь я держал свои барабаны. У меня не было барабанной установки, мне сказали, что это слишком шумно, так что я устроил барабанную установку из кучи старых книг. Кроме того, у меня были старые тарелки, которые не звенели, пластиковый мусорный бак в виде высокой шляпы и старый магнитофон. Я взгромоздил все это дело на платформу, чтобы было чувство мероприятия, как сказали бы некоторые. Парень, здесь я днем видел сны наяву. Мне даже не нужно было чем-то заниматься. Понимаешь, что я имею в виду?
Ша-ла-ла-ла-ла.
То, как ты улыбаешься,
Не разбивает мне сердце.
Ша-ла-ла-ла-ла.
Здесь было полно всякого старого барахла: горшки, покрытые паутиной, старые альбомы с фотографиями, коробки с приманкой, рабочая скамья, шаткий стол для пинг-понга. Иногда я испытывал печаль по поводу подвала, это – словно человек, к которому никто никогда не приходит. Я чувствовал, что я его единственный защитник, единственный в доме, кто проявляет к нему интерес. Если бы не я, никому вообще не было бы никакого дела до этого места. Но он также пугал меня иногда, в особенности ночью. Там был выключатель, который следовало вырубить, прежде чем поднимешься по лестнице. И последние секунды проходили в полной темноте. Иногда, когда я уже был на середине лестницы, я чувствовал, как волосы поднимаются у меня на затылке, у меня было такое чувство, что кто-то выходит из-за топки и хватает меня за лодыжки. Не знаю, сколько раз я врывался на кухню, словно меня преследовала канонада.
В любом случае я немного побыл здесь, слоняясь по углам, когда услышал, как Харпер зовет меня сверху.
– Пошли к пристани, – сказал он, что означало, что его плохое настроение развеялось. На что я ответил: конечно, и мы отправились.
Должно быть, это было пару недель спустя. Как-то днем я был в маминой комнате, слушая записи латинской цитры. Мама раз в неделю отправлялась в город и очищала местный магазинчик музыкальных записей, я хочу сказать, она покупала все: Пита Фонтана с его кларнетом, «Золотые хиты» Элвиса Пресли, Дэвида Брубека, саундтреки к итальянским фильмам, все. Банальная музыка, эта латинская цитра, но романтическая. Она настраивала меня на сентиментальный лад, я грустил о вещах, которые никогда не случаются. У мамы в спальне было большое окно, словно картина, такое огромное, что можно было раскинуть руки и все равно не коснуться краев. Из него было видно все: поле, уходящее вдаль к болоту, озеро, синее и сверкающее, деревенская дорога, шоссе вдалеке, и иногда, когда светило солнце, там был золотой свет. Покрывающий все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64