Заметив, что он замечен, гражданин закивал, в знак поспешности – дескать, ага, иду-иду! – махнул капроновым бидоном и засеменил живей, виляя меж могильными грядками.
Он был невелик и тонконог, одетый в поддернутые спортивные штаны и голубую майку, заправленную в штаны. Кроме того, на нем была большая газетная пилотка, но сидящая поперек, на ушах, как принято ее располагать для побелочных и прочих малярных дел. Должно быть, поэтому, обсмотрев незначительного гражданинчика как-то сразу целиком, что позволяет незаинтересованный взгляд – вплоть до кнопочной бородавки под носом, которую тот почесывал на ходу свободной рукой,– Анна обозначил его про себя словом "щекотурщик", не вкладывая, впрочем, в название никакого смысла.
Царапнув кнопочку, щекотурщик встал шагах в трех.
– Здрасьте. А я тут – рядом. В смысле – живу,– зачем-то сообщил он.– А это вы не Егорку свергать приехали? – спросил он, махнув бидоном на танк.– Так ведь нету никого. Выходной же. Воскресенье. А вы, наверно, не слышали?
– Чего именно? – сказал Анна.
– А что – выходной. С утра ведь объявили: решение, мол, так и так, воскресенье,– пояснил щекотурщик.– А на танке, смотрю: могут люди, думаю, зря ошибиться, если не предупредить. Тут ведь у нас мужики. Этих-то никого, кого свергать, а мужики тут.
– Какие мужики?
– Да наши. Рядошные, кто да кто, из домов. У нас ведь – навроде, понимаете, отдыха, когда воскресенье, со двора тут… Да вы айдате, я покажу. Егорку можем показать, если хочете. Ну то есть – старого. Старого Егорку. Старого хочете?
– Старого?
– Ну да,– щекотурщик сделал неопределенный жест, но не рукой, а как-то укушенно вильнув бедром.– Ну этот… тоже Егорка, но до этого… Ну, несданный, что ли – как сказать? В общем – тут он, я вам лучше покажу. Айдате, посмотрите, если интересно. Хочете? Да вы не сомневайтесь, никого же нет. Айдате-айдате!
Ни понять, ни даже как следует удивиться Анна не успел. Оттарабанив эту белиберду, щекотурщик скакнул через грядку и все той же поспешающей походочкой засеменил к выходу. Прежде чем Анна догадался-таки отшвырнуть ненужную дверь, он уже постучал бидоном в танк, сунулся в водительский люк и, поозиравшись в нем самое короткое время, отскочил – вытолкнутый или, скорее всего, просто слегка напуганный,– потому что не обидевшись ничуть и повесив бидон на руку, как лукошко, замахал сразу обеими руками, словно зазывая на полосу выруливающий самолет.
Из люка выглянули автомат и Волк. Автомат смотрел на щекотурщика, Волк – на Анну. Оба ждали сигнала.
Поискав подходящий жест, который обозначал бы сомнения, но без стрельбы по проводнику, Анна просто дернул плечом. Однако Волк понял правильно: танк выхаркнул дым и не торопясь двинулся вдоль штакетника, ероша свернутым стволом попутные елки, покуда не достиг ворот на хоздвор, где щекотурщик сперва замахал "малый ход", а затем – "стоп".
Когда Анна миновал погост, Волк уже стоял в воротах, прицельно оглядывая пространство впереди. Небольшой двор огораживал бетонный забор. Из подзаборной тени навстречу пялились четверо эмцев, расположившихся кучкой возле ведра.
– Да этого не надо, зачем,– заметил щекотурщик, кивнув на автомат.– Это ж все свои мужики. Просто кто на воздухе, кто где. А этих-то – никого. Они ж тут всю ночь квасили, чуть расползлись – вот оно и воскресенье… Наблевали тут везде, вы внимательней ходите, босиком раз,– добавил он.– Сюда айдате, пожалуйста.
Полукруглое окошко, к которому подбежал щекотурщик, вполне можно было назвать слуховым, если б оно не вело в подвал. Окно чернело в цоколе, вровень с двором, а снятая решетка стояла возле, прислоненная к забору. Из окна тянуло холодом, подвальной вонью и гулом голосов.
– По дверям-то хуже – обходить да чего…
С этими словами щекотурщик сел и живо, ногами вперед, скользнул в дыру, но тут же появился в окошке приветливой головой.
– Можете так, прыгнуть. Мелко,– сказал он.– А если опасаетесь – лесенка тут, наши нарочно принесли. Мало ли, кто в возрасте или просто… Ногой общупывайте, ногой.
Он пропал, потому что Волк, придержав шагнувшего было Анну и на мгновение загородив собой все окошко, протиснулся в него сам, после чего – вероятно, присмотревшись – показал лезть.
Четверо у ведра пялились. Глянув на них, Анна присел и съехал в темноту.
Впрочем, темнота была, скорее, ожидаемой. Темнота была, скорее, полусветом. Он проникал в окошко – позади – и еще в таких же три, под потолком, и стелился там же, под потолком, волглый от сырости и махорочного дыма.
Полусвет вырисовывал какой-то полузал, а точнее – широкий подвальный тупик, который двумя коридорами и обилием ходящих и сидящих в них разбредался дальше.
Кроме того, тупик имел две малозначащих лампочки. И, посмотрев под ближнюю, Анна неожиданно легко – для первого взгляда и для плотной кучковатости голов – узнал ночного мужичка, Савелича. Положив бороду на стол, а на бороду – горсть с зажатыми в ней доминушками, Савелич задумчиво и скрытно разглядывал их в упор и не тратил внимания на мельтешение около. Судя по густоте дымов над ним, Савелич участвовал в серьезной игре навылет.
Другая лампочка подсвечивала край левой стены и небольшой хвост к кургузому шутнику со шлангом. Шутник шутил одну и ту же шутку, прикладывая шланг к ширинке, и неизменно ржал, когда подставляющий очередную кастрюлю или чайник тоже в шутку пихал его кулаком. В промежутках между чайниками он перехватывал шланг в рот.
Туда, к хвосту, пользуясь временным замешательством новоприбывших, убежал щекотурщик. Анна боялся потерять его в этой мешанине, и поэтому подробно проследил, как тот, протискавшись средь ящиков и компаний на них, потыкал крайнего в плечо, поставил за ним свой бидон и заторопился назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58