"Вы
добрая, не такая, как та, другая. Вы не отдадите меня в приют. Та,
высокая, тонкая, была похожа на змею".
Максим продолжал шагать взад и вперед и все говорил, говорил:
- Помнишь, как однажды в Монте-Карло я привез тебя в машине на
высокую скалу над пропастью и сказал, что захотел вспомнить свое прошлое.
В первый раз я был на этом самом месте с Ребеккой, и здесь она
рассказала мне о самой себе такие вещи, которые я никогда в жизни не
повторю ни одному человеку. Тогда я понял, что я натворил, на ком женился:
"красота, ум, воспитание!.." О, Боже! - он рассмеялся и никак не мог
остановить свой истерический смех.
- Максим, - вскрикнула я, - Максим!
Он зажег сигарету, снова зашагал и снова заговорил:
- Я едва не убил ее тогда же. Это было так легко. Один неверный шаг,
легкое скольжение и... Помнишь глубину этой пропасти? Я тогда напугал
тебя. Ты сочла меня сумасшедшим. Может быть, ты и была права. Совместная
жизнь с дьяволом не может не отразиться на психике.
Мы тогда заключили соглашение: я буду вести дом, сделаю его самым
известным и гостеприимным домом на всем английском побережье. Нас будут
посещать самые известные люди и будут завидовать нашему счастью.
Я не убил ее. Я наблюдал за ней, а она смеялась. Мы сели в машину,
вернулись в город, а затем и в Англию. Она выполнила свое обещание: о
нашем открытом доме и о супружеском счастье говорили повсюду.
Она знала, что я очень привязан к Мандерли и пожертвую всем, лишь бы
сохранить свой дом. Она знала, что я никогда не подам в суд на развод,
чтобы дать людям повод к сплетням и возможности показывать на нас пальцем.
Ты презираешь меня, не так ли? Ты не можешь понять моих переживаний?
Я ничего не ответила и только прижала его руку к своему сердцу.
Интерес к дальнейшему повествованию был почти вытеснен из моего сознания
невероятными открытиями: он не любил Ребекку, никогда не любил!
- Я слишком много думал о Мандерли, и его я ставил на первое место. А
такую любовь не проповедуют в церкви. Христос ничего не говорил о любви к
камням, скалам, дому, земле, на которой родился, к своему маленькому
королевству.
- Мой дорогой, - сказала я, - Максим, любовь моя. - Я приложила его
руки к своему лицу, а потом к своим губам.
- Ты понимаешь меня, понимаешь?
- О да, да, конечно. - Но я глядела в сторону, и он не видел моего
лица. Какое значение имело все это! У меня на душе было светло и радостно:
он не любил Ребекку, никогда не любил Ребекку.
- Я не хочу вспоминать все эти годы и не хочу говорить об этом. Мы
постоянно разыгрывали фарс перед друзьями, родными и слугами, даже перед
верным, добрым, безукоризненным Фритсом. Все любили ее, восторгались ею, и
никто не знал, как она издевалась над людьми за их спиной, как
передразнивала всех и всякого. Бывало, у нас проходил большой прием, и она
величаво прохаживалась среди гостей, улыбаясь всей своей ангельской
улыбкой. А на следующий день она уезжала на целую неделю в Лондон, где
держала холостяцкую квартиру, забиралась туда, как зверь в свою берлогу.
Я строго соблюдал наши условия. У нее был прекрасный вкус, и это она
превратила Мандерли в такое прекрасное поместье, о котором вечно пишут,
которое постоянно фотографируют и посещают. Сады, цветники и даже азалии
Счастливой долины - все это создание Ребекки. До нее здесь были только
хорошие природные условия, но все было довольно заброшенным и одичавшим.
Тоже и в самом доме: большинство старинных вещей, которые с такой
гордостью показывает посетителям Фритс, приобретено Ребеккой. Мой отец не
имел никакого вкуса к таким вещам, и внутренняя отделка дома оставляла
желать лучшего.
И так мы жили день за днем, месяц за месяцем. Я на все был согласен
из-за Мандерли. Она была осторожна в первые годы, и о ней нигде ничего
дурного не говорили. Но, по-моему, она стала менее строго соблюдать наши
условия. Знаешь, как мужчина становится пьяницей: сначала он выпивает лишь
изредка, затем все чаще и чаще, пока это не становится у него
непреодолимой потребностью. Так было и с Ребеккой. Она начала приглашать
своих друзей в Мандерли, но сначала делала это так осторожно, что я не
сразу спохватился.
Затем она начала устраивать пикники в коттедже на берегу. Однажды я
вернулся из Шотландии, куда ездил на охоту с друзьями, и нашел здесь с
полдюжины ее приятелей, которых никогда не видел раньше.
Я сделал ей предупреждение. "А вам-то какое дело?" - пожала она
плечами.
Я ответил, что она может проводить время в Лондоне как и с кем ей
угодно, а в Мандерли - хозяин я.
Он улыбнулась и ничего не сказала. После этого она принялась за
Фрэнка, бедного, застенчивого и такого преданного Фрэнка. Однажды он
пришел ко мне и заявил, что уходит от меня, что желает поступить на другую
службу. Мы спорили с ним два часа здесь, в библиотеке, и в конце концов,
он сознался во всем: она ходила за ним по пятам, приходила к нему домой и
во что бы то ни стало хотела заманить его к себе в коттедж.
Бедный, скромный Фрэнк, который ничего не знал о нашей жизни и считал
нас, как и все, счастливой супружеской парой!
Я заговорил об этом с Ребеккой, и она разразилась таким потоком
нецензурной брани, что я не знал, куда деваться. После этого она уехала в
Лондон и оставалась там целый месяц. Когда она вернулась, я думал, что
теперь она будет вести себя лучше. Но в ближайшую субботу Жиль и Би
приехали к нам на уик-энд, и она уговорила Жиля прокатиться с ней на
паруснике по морю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75