– Кого ты еще пригласила? – спросил Хэнк.
– Кронинов.
– Они еще не звонили?
– Нет.
– Думаешь, позвонят?
– Не знаю.
Он подошел к ней и обнял.
– Ты сердишься?
– Нет. Просто немного грустно. Мне в общем-то нравилось наше окружение.
– Не говори так, словно завтра мы переезжаем отсюда.
– Я не это имела в виду. Я не думала, что люди, которые здесь живут… – она покачала головой. – Разве это плохо, если человек выполняет свою работу так, как считает нужным?
– Я всегда считал, что это единственно правильный путь выполнения своей работы, – ответил Хэнк.
– Да, – Кэрин помолчала. – В таком случае, черт с ними. Как бы там ни было, я достаточно эгоистична, чтобы ни с кем не делиться удовольствием видеть Абе.
– Правильно, – Хэнк улыбнулся.
– Меня только одно удивляет: если эти великодушные жители Инвуда, эти столпы, формирующие общественное мнение, могут вести себя подобным образом, то что мы можем ожидать от ребят, живущих в Гарлеме? Может быть, и не должно быть никакой причины? Может быть, люди больше предпочитают ненавидеть, чем любить?
Зазвонил телефон.
– Это Кронины, – сказал Хэнк. – Все заодно. Теперь мы знаем, что все на этой улице считают, что мы должны как можно скорее похоронить Морреза и забыть о нем. И, может быть, нам следует в парке поставить памятник этим парням, которые убили его. Ты ответишь, или мне это сделать?
– Я отвечу, – сказала Кэрин.
– Похороните Морреза, пока он не начал смердить, похлопайте молодых убийц по плечу и скажите: «Хорошая работа, мальчики» и тем самым вы заслужите бурные аплодисменты со стороны Макнелли и Пирса и всех безупречно чистых протестантов в нашей округе.
– Кронины католики, – заметила Кэрин. – Ты начинаешь говорить, как Макнелли.
– Я просто использовал образные выражения, – ответил Хэнк.
Кэрин сняла трубку.
– Алло? – С минуту она слушала, а затем, продолжая слушать, многозначительно кивнула Хэнку головой.
ГЛАВА IX
Судья Самалсон сидел на террасе, запрокинув лысую голову, разглядывал небеса и вертел в тонких пальцах рюмку к коньяком, время от времени делая маленькие глотки.
– Бартон в своей газете неплохо разделал тебя, Хэнк, – сказал Самалсон.
– О, да, – согласился Хэнк.
– Я думаю, это сыграет тебе на руку. Он изображает тебя смелым и романтичным. Найдется ли кто-нибудь во всем городе Нью-Йорке, кто не хотел бы приподнять подол ирландской красотке? Не скажу, чтобы я поверил хоть единому слову в этой статейке, однако она является иллюстрацией того, как опасны неумелые сочинения. В ней Бартон делает попытку уничтожить тебя, а чего он достигает? Он создает романтичную фигуру.
– Мне эта история не показалась такой уж романтической, – ответил Хэнк.
– Ты слишком чувствительный. Американские Майки Бартоны – люди, достойные не ненависти, а смеха. Дайте Бартону непромокаемый плащ с теплой подкладкой и скандальную сплетню – и он счастлив.
– Я хотел бы с вами согласиться. Абе, – ответил Хэнк.
– Ты был самым заядлым спорщиком из всех моих студентов, а я преподавал право четырнадцать лет. Я мог бы добавить со всей справедливостью, ставшей моей судейской обязанностью, что ты подавал самые большие надежды.
– Спасибо.
– Думаю, за четырнадцать лет, пока я преподавал право, у меня было не больше шести студентов, которые должны были стать юристами. Остальным следовало торговать обувью. – Самалсон помолчал. – Или это предвзятое мнение?
– Тут, возможно, есть элемент снобизма…
– Кстати, отец Дэнни Ди Пэйса, он содержит обувной магазин, не так ли? Что он за человек?
– Я никогда с ним не встречался.
– Вот что я хочу сказать, правонарушение не вырастает на пустом месте. Если ребенок оказался плохим, то в девяти случаях из десяти это связано с какими-нибудь неприятностями у его родителей.
– Ну, и что же нам делать? Преследовать родителей?
– Я не знаю, что нам делать, Хэнк. Закон не предусматривает распределение вины. Если три человека тайно замышляют убийство, а только один из них нажимает на курок пистолета, то все равно судят всех троих, как соучастников. С другой стороны, если родители воспитывают парня, способного убить, то они не считаются правонарушителями. Но разве они, говоря по справедливости, не способствовали преступлению? Разве они не были соучастниками?
– Это большой вопрос, Абе. С него вы можете начать собственную телевизионную программу «вопросов и ответов».
– Этот вопрос возникает в моем суде ежедневно, и ежедневно я принимаю решение и выношу приговор согласно закону, по которому наказание должно соответствовать преступлению. Но иногда я задумываюсь над тем, что такое правосудие.
– Вы? Абе, не может быть?
– Увы, но это так и строго между нами. И, если ты скажешь об этом хоть одной живой душе, я сообщу корреспондентам, что ты в студенчестве теоретически разрабатывал защиту по делу Сакко и Ванцетти.
– Он никогда ничего не забывает. Кэрин, – воскликнул Хэнк.
– Мне хочется знать, почему вы сомневаетесь в правосудии? – спросила Кэрин.
– Я не сомневаюсь в нем, я задумываюсь над тем, что такое правосудие, ибо не уверен в том, что когда-нибудь в своем суде я отправил истинное правосудие.
– В таком случае, что такое истинное правосудие?
– Истинного правосудия не существует, – ответил Самалсон. – Является ли возмездие правосудием? Является ли правосудием библейский завет «око за око»? Я сомневаюсь в этом.
– Тогда, где же правосудие? – спросил Хэнк.
– Отправлять правосудие – значит руководствоваться правдой, быть непредубежденным, беспристрастным и справедливым. Такой вещи, как правосудие, не существует.
– Почему?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62