Не доходя до двери, я остановился и увидел, как Форкат, поставив чемодан на землю, снял шляпу и протянул руку сеньоре Аните. Пока он доставал из кармана какое-то письмо, она стояла закрыв лицо руками, удивленная и обрадованная. Я не расслышал его первых приветствий, однако потом он проговорил немного громче, тепло и растроганно:
– Я приехал из Тулузы, привез весточку от Кима.
Охваченная противоречивыми чувствами, не зная, радоваться ей или огорчаться, она ответила не сразу:
– Этого не может быть. Господи! Неужели тебя и вправду прислал этот болтун?
– Да, именно он.
– Но почему… почему он не приехал сам?
– Ты ведь прекрасно знаешь.
– Как он, чем занимается? Неужели помнит, что у него есть семья?
– Конечно, он вас помнит. Вот, возьми.
Он вручил ей конверт без марки, который она поспешно вскрыла, пробежала глазами несколько строк и, узнав почерк, вскрикнула от радости и бросилась на шею нежданному гостю. Но в следующий момент отскочила, смутившись от неумеренного проявления своих чувств, однако очень скоро поняла, что обрадовалась напрасно. В первых же строках муж просил, чтобы она приняла его друга Нанду Форката и разместила его со всеми удобствами, поскольку в Барселоне его ждет одно чрезвычайно важное дело. Чем обернулось пребывание гостя в доме, я узнал очень скоро, однако в тот день, читая письмо Кима, сеньора Анита не догадывалась, что просьба мужа приютить в доме своего друга, оказавшегося в затруднительном положении, положит начало самым приятным событиям ее жизни за много лет. К тому же в конце письма Ким напомнил о своей давней мечте забрать к себе девочку, когда она сможет путешествовать, не рискуя здоровьем; однако о том, чтобы начать с женой новую жизнь за пределами Испании, не говорилось ни слова.
Они немного поболтали в саду, пока она развешивала белье, а чуть позже, когда я уже занялся рисунком, сидя за раздвижным столиком, а Сусана, вне себя от волнения, вертелась в кровати – я сказал ей, что этот человек наверняка привез вести от ее отца, – к нам на террасу, улыбаясь, вошла сеньора Анита, держа под руку Форката.
– Детка, это сеньор Форкат. Твой папа любит его, как брата, – сказала она и поспешно добавила, глядя на него искрящимися голубыми глазами: – И я тоже. Несколько дней он поживет у нас… А этот серьезный мальчик, – она повернулась ко мне, – друг Сусаны, он приходит сюда каждый день, чтобы она не скучала. Его зовут Даниэль.
Гость галантно протянул руку сперва Сусане, потом мне. Он спросил у девочки, как она себя чувствует, и та привстала на коленях, прижав к груди плюшевого кота.
– Хорошо, – сказала она. – Великолепно. С каждым днем все лучше и лучше.
– Правда? – обрадовался Форкат. – Твой папа будет очень доволен, когда узнает об этом.
– Это он вас прислал?
– Да.
– Когда вы его видели? У него все в порядке?
Сеньора Анита ворошила угли в печке. Она ласково велела Сусане лечь и укрыться простыней, а потом сказала:
– Пойду взгляну, что творится в комнате наверху. – Она улыбнулась гостю. – Отнеси туда чемодан. И сними пиджак, здесь очень жарко.
Сеньора Анита взяла пиджак и вышла. Привстав на коленях с котом в руках, Сусана вся дрожала от нетерпения.
– Когда вы его видели? – снова спросила она.
– Примерно месяц назад, – ответил он, сложив руки на груди. Затем мягко улыбнулся и сел в изножье кровати, готовый удовлетворить любопытство Сусаны. – Что еще тебе хотелось бы услышать?
– Я не знаю… О чем он говорил?
– Он мне многое рассказал. Он вернулся из долгого путешествия и собирался опять уехать – ему поручили, скажем так, особое задание.
– А где вы его видели? В Тулузе? – Да. Но он оттуда уже уехал.
– И где он теперь?
– Наверное, очень далеко… Ты же знаешь, каков он, твой отец, у него шило в одном месте. А теперь ложись-ка в постель, мы потом с тобой все обсудим. Я, честно говоря, немного устал с дороги… И укройся, как велела мама.
Я внимательно смотрел на его высокие косматые брови, косящий глаз, неподвижный и безжизненный, – глаз, который ни разу не взглянул прямо ни на одного из нас – ни на Сусану, ни на ее мать, ни на меня, ни на кого-либо другого; холодный, с неподвижным тусклым зрачком, который, казалось, не реагирует на свет и различает какую-то иную реальность, таящуюся за привычными предметами и явлениями, и загадочным образом связанную с прошлым. У Форката было вытянутое, узкое лицо, но самым необычным казалось выражение лица, в котором сочетались шутливое удивление и какая-то комичная, клоунская грусть. Когда же он говорил, внимание собеседника привлекали не глаза и даже не выражение лица, а большой рот, тонкие напряженные губы и великолепные зубы, такие белые и ровные, что выглядели ненастоящими. Остается добавить, что говорил он неторопливо, разборчиво, отчетливо произнося каждый звук, – очевидно, так говорят люди, которым пришлось приспосабливаться к чужой, враждебной среде.
Он встал с кровати – возможно, для того, чтобы избежать дальнейших расспросов Сусаны, – и мельком глянул на мой жалкий рисунок, торопливый неумелый набросок окна и трубы, зловеще маячившей в глубине, позади сада; до сих пор мне так и не удалось более или менее сносно изобразить кровать, плиту и тем более саму Сусану. Он потрепал меня по плечу, но ничего не сказал. Вернулась сеньора Анита и, велев Сусане лечь, укрыла ее; перед этим она взбила подушки и перестелила постель. Ей помог Форкат. взявшись обеими руками, он аккуратно и ловко подтянул матрас. На тыльной стороне его рук отчетливо выступали длинные толстые вены, но больше всего меня поразила кожа: покрытая пятнами, она была похожа на какую-то странную, неведомую карту – одни пятна были желтыми, словно от йода, другие темно-розовыми, будто атласные заплатки, нашитые на кожу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67