Быть может, он слишком быстро поверил ему…– Я знал, Майкл, что ты не будешь пытаться меня обмануть. – Финстер потер руки, стараясь согреться, затем в скорби потупил взор. – Я слышал про твою жену…Майкл тотчас же ощетинился.– …ее состояние ухудшилось…Тревога болезненным спазмом стиснула внутренности Майкла.– Я очень сожалею, Майкл, – продолжал Финстер. – Я знаю, как страстно ты желал быть рядом с Мэри в ее последние минуты. Постараюсь сделать все возможное, чтобы ускорить твое возвращение домой. Ты сам знаешь – надавлю кое на какие рычаги…– Мне от вас ничего не нужно.– О чем ты? Я действительно очень сожалею, что с твоей женой все получилось именно так. – Никогда еще голос Финстера не звучал так искренне и проникновенно. – И еще, Майкл… мне и тебя очень жаль. Нет ничего хуже, чем потеря любимого человека.– Ты проклял мою жену. Почему ты не сказал мне?– О чем?– О том, кто ты такой.Майкл с вызовом посмотрел на него.Финстер ответил не сразу. Он долго разглядывал Майкла, изучая его.– Ты нашел Бога? – наконец тихо промолвил он. – Я тебя не боюсь.Майкл шагнул к двери камеры.Лицо Финстера оказалось в нескольких дюймах от прутьев решетки, в нескольких дюймах от лица Майкла. Майкл стоял не шелохнувшись. Они долго смотрели друг на друга, словно встретились впервые в жизни.– Майкл, а кто я, по-твоему? Майкл ничего не ответил.– Бойся за свою жену, Майкл. Если ты будешь продолжать так и дальше, она умрет в одиночестве, призывая тебя, а ты до конца жизни останешься гнить здесь. – Финстер обвел рукой мрачные своды. – И все из-за одного глупого решения. Я могу тебе помочь, но если ты хотя бы приблизишься к моим ключам…– Твоим ключам?– Я заплатил тебе сполна, мы заключили сделку.– Сделку, твою мать! Ты скрыл от меня все обстоятельства!– И ты говоришь – ты, человек, не имеющий веры, – что предпочитаешь верить этому итальяшке, помешанному на религии придурку, а не мне? Симон утверждает, что я дьявол, и ты тотчас же обращаешься в его веру. Аллилуйя. А он чем-нибудь подкрепил свое слово? Это Симон заплатил за лечение твоей жены? Это он выложил четверть миллиона долларов? Я щедро заплатил тебе, а Симой даже не помолился за твою жену! Он рассказал тебе душещипательную историю про своих мамочку и папочку? Про то, как папаша выпотрошил мамашу во имя дьявола? Все это чушь, полная чушь. Симон хочет сделать тебя своим подручным, украсть с твоей помощью ключи, чтобы потом продать их на черном рынке. И он еще смеет говорить о спасении рая! Кому ты веришь, Майкл? Тому, кто тебе помог? Или тому, кто пытался тебя убить?Майкл молча смотрел на Финстера, раздираемый сомнениями. Неужели он так ошибался? Несмотря на все, что говорил Симон, несомненно, правда в словах человека, который сейчас стоит перед ним. Неужели он действительно стал пешкой в руках Симона и теперь гоняется за бесполезными религиозными безделушками, в то время как его жена умирает в одиночестве? Со стороны Финстера он получал только хорошее: деньги, доброе слово, предложение помощи. Симон же не дал ему ничего.Кому верить? Симону? Финстеру? Своим собственным подозрениям? Он здесь не ради Симона, не ради себя – только ради Мэри. И ради того, во что она верит. Вера – способность полагаться на то, что невозможно осязать, отбросить все ради надежды на что-то большее. Главное для него – верить Мэри; она всегда верила ему. И он тоже доверится ей. Мэри – это его вера.– Да пошел ты! – сказал Майкл Финстеру. Их лица разделяли считанные дюймы.Глаза Финстера зажглись хищным огнем. Майкл непроизвольно вздрогнул: пожилой немец просунул руку сквозь толстые прутья и легонько прикоснулся длинными ухоженными ногтями к его щеке.– Если бы я был тем, кем ты меня считаешь, неужели ты полагаешь, что я потерпел бы подобную дерзость от такого ничтожества, как ты? Нет. Задумайся над этим. Если бы я был тем, кем ты меня считаешь, я бы нанес тебе удар в самое болезненное место. И душа Мэри была бы для тебя навсегда потеряна. Я превратил бы ее в свою вечную наложницу. О, какая это была бы радость – затрахать твою Мэри до бесчувствия. Майкл, она хороша в постели?Наклонившись вперед, насколько позволяла решетка, Финстер зловеще прошипел:– Если бы… я был тем, кого ты боишься больше всего. Майкл стоял не шелохнувшись, не в силах вымолвить ни слова, бледный как полотно, побежденный. * * * Зловоние снова обрушилось на обоняние Майкла, пробу див его от сна. Он не мог сказать, сколько времени прошло: в подземелье не было ни часов, ни окон. В тюремном блоке царила полная тишина, не было слышно даже возни грызу нов. Двум тусклым лампочкам без плафонов с трудом удавалось хоть как-то рассеять темноту. Все сны и мысли Майкла вернулись к Мэри. Сколько времени прошло с тех пор, как он последний раз виделся с ней? Майкл уже не мог сказать. Ему нужно выбраться отсюда, поговорить с Мэри, заключить ее в объятия. Нет: сначала необходимо довести до конца то, ради чего он пришел.Майкл вздрогнул, услышав грохот отпирающихся ворот; металлический лязг гулкими отголосками отразился от холодного камня. Скрипнула другая дверь и тотчас же захлопнулась. Десять быстрых шагов, и перед решеткой остановился Иван Крузик, сотрудник Интерпола, препроводивший сюда арестованного Майкла. Крузик достал гремящую связку ключей, отыскал нужный и отпер камеру.– Документы на вашу экстрадицию готовы, – по-английски с сильным акцентом произнес он.– Вы очень любезны, – язвительно заметил Майкл. Крузик ничего не ответил.Майкл проследовал за ним по длинному сырому коридору к первой из многочисленных дверей. Он понятия не имел, о каких бумагах говорил Крузик. Но поскольку эти бумаги должны были вытащить его отсюда, он ничего не имел против;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140