– Поль поехал за ним, Не сердись, Мари.За те долгие годы, что они знали друг друга, между ними возникла прочная связь. Подобно родным сестрам, они обрели способность понимать друг друга без слов. После того как Дженни вышла замуж, Поль стал для Мэри чем-то вроде брата. Как и Дженни, он всегда был полностью открыт перед ней. И то, что их мужья, полицейский и вор, стали лучшими друзьями, несказанно грело сердца подруг.– Дженни, ну как я могу сердиться? – слабо улыбнулась Мэри.– Все будет замечательно. Пожалуйста, не беспокойся, Поль обо всем позаботится.Мысли Мэри неуклонно возвращались к клятве, произнесенной во время венчания. Она снова и снова повторяла эти слова, когда длился суд над Майклом: «Через счастье и невзгоды, через счастье и невзгоды… >> Эта фраза стала ее девизом. Мэри считала, что им с Майклом сначала выпали невзгоды. И они вынесли все. Разумеется, сейчас настала пора «через здоровье и болезни», хотя обычно она приходит в гораздо более позднем возрасте. Но у них все произошло иначе. Все их обеты подверглись испытанию слишком рано.– Меня мучают кошмары, – призналась подруге Мэри. – Жуткие кошмары. Мне страшно, Дженни. Я не могу избавиться от предчувствия, что Майкл не вернется.– Если Поль сказал, что вернет Майкла, он его обязательно вернет. Разумеется, на обратном пути они могут задержаться, чтобы сыграть партию в гольф, но потом обязательно приедут.Мэри улыбнулась, однако в душе у нее все застыло от страха. Майкл в беде, она была в этом уверена, и в голове у нее крутилось: «…до тех нор, пока смерть нас не разлучит». ГЛАВА 22 Улочка, на которой стояла маленькая церквушка, была относительно пустынной и спокойной. Стоя у одного из витражных окон, Майкл размышлял о том, какую шутку сыграла с ним судьба. Находясь в полном одиночестве в этом тихом зале, пронизанном ароматами благовоний и воска, он не мог удержаться от воспоминаний о том времени, когда все это имело для него большой смысл. Когда он читал мессу с таким увлечением, словно это была тактическая схема футбольного матча, беззвучно повторяя губами молитвы отца Дамико, сгорбленного старого священника, питавшего слабость к клецкам и анисовому ликеру. То было время, когда Майкл, войдя в приходскую церковь, ощущал чувство облегчения, успокоения, зная, что здесь можно помолиться, попросить о помощи или просто поговорить по душам. Здесь он разговаривал с Богом. И Бог его слушал. А когда Майкл был еще совсем ребенком, он мог поклясться, что Бог даже ему отвечает. Это было маленькое чудо, дарованное ему одному.Но, взрослея, Майкл стал приходить к выводу, что Бог его больше не слушает. Больше того, оглядываясь вокруг, он убеждался в том, что Бог вообще никого не слушает. Открывая для себя большой мир, познавая его таким, какой он есть, Майкл чувствовал, что его предали: чудес больше не было. А то, что он когда-то принимал за голос Бога, на самом деле было его собственным подсознанием, которое подсказывало ответы, и так уже кроющиеся у него в мозгу.Все, чему его учили в детстве, все, во что он верил, оказалось вымыслом, вроде титанов из древнегреческой мифологии или скандинавских сказок о Торе и Одине. И Бог представлял собой такую же сказку, за которую цепляются в тяжелую годину слабые духом. Вера дает им фальшивый якорь, за который якобы можно удержаться, предлагает уклончивые разгадки необъяснимого. Помпезные церковные церемонии, высокомерные священники – для Майкла все это стало олицетворением лицемерия, внешним проявлением великой лжи, жестоким мифом, одним из многих, какими наполнен этот бессердечный мир. Все так уверены, что именно их Бог истинный, что именно их вера правильная, что только они и их последователи из всех живущих на свете обретут мир и спокойствие в загробной жизни.Но затем Майкл познакомился с Мэри; он с уважением отнесся к ее вере, так и не решившись открыть свою душу. Он любил, а на что только не пойдет человек во имя любви. Каждое воскресенье Майкл отсиживал мессу, не слушая слов молитвы, а погрузившись в размышления, – для него это стало своеобразным ритуалом, возможностью подумать спокойно о будущем, о жизни, о Мэри, о детях, о работе. Он механически повторял все те действия, которые так хорошо затвердил еще в детстве, при этом оставляя при себе свое мнение. Но, узнав о страшном диагнозе, Майкл не смог больше притворяться. Он был прав. Бога не существует.И, тем не менее, сейчас Майкл находился здесь, в церкви. Он бежал сюда от кого-то или чего-то необъяснимого. Сунув руку за пазуху, он нащупал золотой крестик Мэри. В этом прикосновении для него не было ничего духовного, но он почувствовал ее. Эта маленькая золотая вещица принадлежала Мэри; жена попросила его носить ее и никогда не снимать. И Майкл выполнит ее просьбу – не потому, что исполнен веры, а во имя того, что значит для него эта вещица. Она принадлежит Мэри. И может быть, крестик действительно его защитит, и не вследствие какой-то своей чудодейственной сущности, а просто потому, что будет служить напоминанием о том, ради чего предпринята поездка в Германию, – о любви. Майкл здесь не потому, что верит сам, а потому, что он верит Мэри.Полдень. За все утро в церкви побывала лишь горстка истово верующих, которые зажигали свечи и преклоняли колени в молчаливой молитве. Обойдя алтарь, Майкл нашел красный неоновый указатель выхода, показавшийся ему совершенно неуместным в этом двухсотлетнем святилище. Он медленно приоткрыл дверь. Поблизости никого. Он начал спускаться по лестнице.На углу уличный торговец предлагал прохожим пирожки с яблоками и газированную воду. Только сейчас Майкл ощутил, что с того момента, как съел последний пакетик с орешками, еще на борту самолета, прошло уже больше десяти часов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140