Вспомнил, как плакала мать, когда умер дедушка, – первый раз он видел тогда родителей плачущими. Вспомнил, как распевал вместе с братом и сестрой песенку «Леденцовая гора», сидя на заднем сиденье машины, вспомнил шарики плодов платанов за окном его спальни. И сквозь эти воспоминания скромного детства в Северном Лондоне пробивались образы пока еще незнакомого ему человека, разглядывающего потолок своей тюремной камеры, и девушки, привязанной невидимым золотым поводком к седовласому бандиту.
Пчелки жужжат на сигарных деревьях,
И фонтаны журчат лимонада…
Ник попытался справиться со своим беспокойством. Он подумал о Кейтлин, сидевшей в соседней комнате среди своих рабочих бумаг и разговаривавшей по телефону, – сообразительная, привлекательная, остроумная девушка, которую не мучило разочарование. Днем она ходила в бассейн для поддержания формы; ее кожа пахла хлором; она жадно читала; у нее были твердые убеждения. Кейтлин смотрела на некоторые вещи совсем не так, как это делал Ник. Конечно, он осуждал такие социальные явления, как бедность, несправедливость, пытки, коррупция, вследствие своего либерального образования и книжного воспитания. Но он не поддерживал концепцию перемен: не был убежден в необходимости фундаментальных реорганизаций и не верил, что пороки, которые он осуждал, можно когда-нибудь победить. Они были для него лишь абстрактными идеями, и, не испытывая любви к status quo, он не видел ему альтернативы.
Больше того, мир, в котором Ник находился, в разное время и в различной степени вызывал у него изумление, раздражение и отвращение. В нем было немало шарлатанов, предателей, подхалимов, которые существовали благодаря личным связям и протекции. Мелкая зависть, закулисные сплетни, чванливое невежество, жестокая борьба – все это, несомненно, присутствовало. И все же это был его мир: это мир, для которого он создан, так же как Джоан Салливан была создана для своего мира в силу… в силу чего? Ник знал, каким был бы краткий ответ Кейтлин: люди боятся слишком многого, – и, возможно, она была бы права. Ник ходил кататься на роликах с Джорджем Ламиди, когда они вместе учились, но затем он перешел в шестой класс частной школы, а потом поступил в Оксфордский университет, изучал журналистику, стал работать в местной газете, затем на телевидении.
Кейтлин презирала этот мир, хотя иногда любила с ним соприкоснуться. Она приняла Ника вопреки своим убеждениям и, как подозревал Ник, потому, что ей нужна была близость к этому миру, чтобы провозглашать свою неприязнь к нему. Кейтлин становилась увереннее в себе и лучше себя понимала благодаря тому, что перед ней открывалась панорама, от которой она могла отвернуться с изумленным презрением, давая Нику возможность идти своим путем, проявляя мягкость, максимально совместимую с их положением живущих вместе партнеров. Ник знал, что Кейтлин часто с удовольствием думала о том, какую картину они представляли собой как пара: она любила бывать с ним в обществе и считала их расхождения забавными, а не вызывающими тревогу. Это не означает, что Кейтлин бывала фальшивой, отрицая то, чем втайне восхищалась. Отвращение Кейтлин к миру Ника и к большинству людей, в нем обитавших, было искренним и страстным. Особенное негодование вызывало у нее то, что серость и глупость имели доступ в этот мир и голос в нем, благодаря происхождению и воспитанию. Кейтлин поднимала дугой бровь, когда Ник встречался с кем-нибудь с телевидения или из газет, с кем он учился в школе или университете. Слова «это не случайное совпадение» стали одним из любимейших выражений Кейтлин. Очевидно, не было случайным совпадением, что Белла-лейбористка являлась дочерью хемпстедского марксиста, ходила в известную в Северном Лондоне школу для девочек (ее мать по-прежнему заявляла газетчикам, что дети учились в простой муниципальной школе), поступила в Нью-Колледж в Оксфорде, участвовала в кампании за отмену долгов третьего мира, а потом вышла замуж за блестящего реформатора лейбористской партии (ему уже было посвящено несколько биографических очерков в газетах, один из которых написала подруга Беллы по университету) и заняла свое нынешнее положение консультанта правительства по реформе социального обеспечения. Да что она вообще знает? Это был еще один частый рефрен Кейтлин.
Роза вздохнула и закинула ручку за голову, лежа на спине, как спящий львенок. Ник наклонился, нежно поцеловал дочку в лобик и, оставив за собой дверь полузакрытой, вышел в ту комнату, где Кейтлин все еще говорила по телефону. Она тихо рассмеялась в ответ на что-то, сказанное ей собеседником, и на какое-то мгновение Нику стало неприятно, что, воспользовавшись тем, что он вышел, Кейтлин незаметно изменила тон разговора и улучила момент для интимности, требовавшей его отсутствия. Она посмотрела на Ника и улыбнулась ему, не отнимая трубки, а Ник улыбнулся ей в ответ.
– Кто это был? – спросил он, когда Кейтлин положила трубку.
– А, Тони – с работы. Я говорила тебе, что мы иногда в обед ходим плавать.
Ник пару раз встречал Тони на вечеринках, устраиваемых на работе Кейтлин. Ему было под сорок, это был приятный приземистый негр с раскосыми глазами, которые всегда как-то неуловимо смеялись. Ник смутно помнил хмурый день пикника в Брикстон Хилл, низенький, ненадежно стоящий на стуле CD-плеер, играющий «Massive Attack», подпаленные вареные початки кукурузы, похожие на гигантских намазанных маслом ос в фольге, бледную нервную подругу Кейтлин, затевавшую пустые споры об отсутствии штопоров и кухонных полотенец. Эти люди занимались распределением жилья и консультациями по социальному обеспечению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84