Потом они накрывают «столик» на корме. Закуска, жареный цыпленок, бутылочка водки. Выпив и закусив, едят с удовольствием. А потом… очнулись от громкого голоса из репродуктора.
– Эй, на прогулочной лодке 24-бис, ведите себя согласно правилам для отдыхающих на воднотранспортных средствах весельного типа. В противном случае ваше судно будет отбуксировано к причалу, а вы подвергнитесь штрафу.
– Там все видели, – руки Ларисы подхватили две голубые ленточки.
– Наверно не все, – одеваясь, пошутил Василий, иначе бы уже выслали сторожевой корабль.
Щелкнули железные двери тамбура.
Здравствуйте, – Настя, покраснев, слегка наклонила голову. – В штабной, сведения несу.
– А много свободных мест?
– Ни одного. Даже двойники есть.
– Настя, а вы на пляж во Владивостоке не собираетесь?
– Приедем, увидим, – она неуверенно пожала плечами.
– Если надумаете, меня возьмете?
– Конечно. – Рассмеявшись тонким колокольчиком, Настя исчезла.
– Сразу согласилась. Наверно сама мечтала, а сказать не решалась. – Довольный собою, Василий, подпрыгивая, зашагал к Ларисе.

Глава 5

В купе уютный полумрак. На окнах домашние занавесочки с узорчатой вышивкой. Столик застелен скатерочкой. На нем баночка с букетиком цветов. Тикает будильник. Лариса в черном кимоно с яркими белыми и красными хризантемами, спала на нижней полке, зябко поджав ноги, завернутые в пикейное одеяло. Длинные ресницы едва сомкнуты, дышит тихо, лицо настороженное.
Василий тихо присел на краешек постели, чуть наклонился и заметил у нее на щеке легкий пушок, который, сбегая вдоль уха, растворялся на скулах серебристым дымком. Не удержавшись, прикоснулся к этой «лунной дорожке». Лариса проснулась.
– Ты откуда?
– Проходил мимо. – Он потянулся к ее векам.
– В глаза целовать – к разлуке, – Лариса отстранилась.
– Неужели? – Опустился на колени.
Лариса прижалась к нему, поглаживая ладошками спину. Руки, слегка коснувшись груди, скользнули ниже…
– А двери не заперли, – заметила она, сдерживая смех.
– Уже не надо. – Он расслабился, прислонившись к стене. – Как после бани.
– А после бани необходимо, – Лариса достала пластиковую бутылку с красноватой жидкостью и сверток в фольге. Развернула.
– Жареные щучки, – обрадовался Василий. И хотя только что отобедал, потекли слюнки. Поднял стакан. – Давай никогда не ссориться.
– Никогда, никогда, – поддержала она.
– Выпил и, широко раскрыв рот, замер, боясь вдохнуть. На глазах выступили слезы. – Ну, это! – Помотал головой.
– Понравилась? Мама постаралась, из карамели гнала. Теперь закуси, – протянула малосольный огурчик.
– И кто придумал водочку огурчиком закусывать? Гениальный был человек.
– А грибочками? – Лариса открыла баночку с маслятами.
Но Василий взялся за щучек. Ел неспеша, смакуя маленькие хрустящие головки, спинки и тонкие ребрышки.
Жареные щучки были не только деликатесом, а настоящим лакомством с детства. Ловил он мальчишкой судаков, голавлей, лещей, жереха, даже стерлядь попадалась, но ничего, вкуснее щучек, есть не доводилось.
– Кто же это постарался? Дай ему Бог здоровья.
– Муженек мой разлюбезный тебе угодил. У нас не квартира, а магазин рыболов-спортсмен. В каждом углу удилища, лески, крючков больше, чем мух. Обручальное кольцо и то переплавил на какую-то шишку.
– Мормышку, – поправил Василий.
– И ты тоже?
– Ну, не настолько, чтобы золотые крючки лить, но иногда люблю посидеть на бережку.
– Иногда? А мой благоверный всегда. Для него, что я есть, что меня нет, лишь бы клевало. Только и слышишь – повела, подсек, тяну, удилище изогнулось, леска струной, а она играет, играет. Тьфу, ненормальный. Для него рыбу вытащить, что бабу трахнуть. Извини, честное слово, не вру. Я уж с ним и так, и эдак, а он лежит, шепчет люблю, а думает о рыбалке, я ж чувствую. Ешь, наслаждайся, хоть какая-то польза от него.
Василий отложил рыбу, вытер пальцы. Последние слова ему не понравились. Было в них что-то обидное. Захотелось встать и уйти, но появилась баба Клава, напарница Ларисы. Женщина немногим за тридцать, веселая, разговорчивая, с фигурой в три обхвата.
– Ага, голубчики, пьете, жрете, а меня не зовете. Эх, Васюган, – Клава уселась рядом, придавив Василия к стене. – И как я успела? – Проворно навалилась на щук. – Везет же некоторым. Всегда в доме свежак, рыбка живая. А у меня мужик не ремонтах повернут. Приедешь уставшая, в голове грохот, перед глазами морды пассажиров, а он стучит, сверлит день и ночь, хоть беги. Краской воняет, не дом, а народная стройка. Мне прилечь надо, покушать чего-нибудь свеженького, вкусненького. Я ему на день рождения комплект рыболова подарила. Думала, станет рыбачить. Куда там, все валяется, ржавеет. Повезло тебе, Ларчик.
– Да уж, повезло.
– А то нет? – Клава облизала бумажку из-под рыбы, – Тебе бы моего прораба.
– Хочешь, поменяемся? А то у меня обои переклеить некому.
– С радостью. Только он тебе и в постели о гвоздях и шурупах говорить будет.
Разговор раздражал Василия. Резко поднявшись, он процедил сквозь зубы, – труба зовет, сдай в сторону, – толкнул Клаву в пухлый бок. Но она, прислонившись к стене, кивнула. – Проходи, – Василий, нарочито грубо перелез через «преграду», зло придавив коленом толстые ляжки.
– Ой, мамочка, – застонала Клава. – Хорошо то как. Хоть мужик потоптал. Может вернешься?
– Обойдешься, – Лариса встала и прижалась к Василию. – Иди, не слушай нас.
– Кто вас, бабоньки, разберет? – Шагая по коридору думал Клоков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11