Наконец-то… вот мы и успокоились. Она мне очень нравилась… Кстати, вы, плутовка, знали об этом… Вы достаточно на нас нагляделись…Руки Альбины ласкали лоб и волосы Зефирины.– Я… я не могла поступить иначе! – возразила Зефирина, дрожа от холода.Она знала, что должна была бы оттолкнуть Альбину, вскочить, бежать прочь из дортуара. Начинала бить дрожь, видимо, вызванная любопытством или страхом.Опытный рот Альбины приблизился к лицу Зефирины. Продолжая шептать, она коснулась ее лица своими губами, языком, мочками ушей.– Однако, дорогая, вы мне понравились, как только я вас увидела, но вы внушали мне робость. Вы такая красивая, Зефи, я грезила о ваших волосах, мечтала зарыться в них лицом… Вы так меня возбуждаете… мне хотелось еще…Многоопытные пальцы Альбины играли с распахнутым воротом ее рубашки. Зефирина чувствовала, как они прикасаются к ее круглым грудям, соски на которых вдруг странно поднялись. Это были томительные и наводившие ужас ощущения; Зефирине казалось, что сердце перестало биться у нее в груди. Теперь Альбина скользнула рукой вниз по ее бедрам, приподняв тонкую батистовую рубашку. Огненный шар подкатил к горлу Зефирины. Альбина старалась раздвинуть ее колени. Сопротивляясь изо всех сил, Зефирина крепко сжала ноги.– О, вы никогда не пробовали, ни с кем из ваших подруг! – удивилась Альбина. – Позвольте мне сделать это, дорогая. Я очень горжусь, что вы первой избрали меня… Я сейчас вам покажу, какое истинное наслаждение можем доставить друг другу мы, девушки.С легкостью перышка Альбина прикоснулась к ложбинке между ног.Внезапно Зефирина ощутила нечто похожее на огонь – Альбина добралась до самого сокровенного уголка ее тела. Зефирину охватила нервная дрожь. Разумеется, это было первым признаком заболевания корью.Вопль, который испустила Зефирина, заставил Альбину вскочить с постели. Все пансионерки внезапно проснулись.– Пресвятая Дева! Что случилось, мадемуазель де Багатель?Это прибежала толстая мать Жозефа, забавно путаясь в своей длинной ночной рубашке и держа свечу в руке.– Я… у меня корь, матушка! – заявила Зефирина; у нее щеки горели и дрожали ноги.Ее сейчас же поместили в келью для больных. Уверенная в том, что совершила ужасный грех, Зефирина потребовала власяницу. К огромному восторгу сестер, она беспрестанно молилась, умерщвляла плоть по ночам, дойдя до того, что занялась самобичеванием, стоя на коленях на каменных плитах.После недели молитвенных бдений и поста Зефирина похудела, но вернулась «выздоровевшей» в круг своих подруг. Она очень боялась встретиться с Альбиной, но с облегчением узнала, что госпожа ле Ля Рош-Бутэ увезла свою дочь, намереваясь выдать замуж за какого-то богатого кузена.После ее отъезда Зефирина вздохнула свободно и попыталась забыть волнующие ощущения, которые испытала в объятиях этой девушки. ГЛАВА VIIМАВЗОЛЕЙ Две недели, данные маркизом де Багатель на сборы, пролетели очень быстро.Утром в день отъезда Луиза и Зефирина, взволнованные тем, что покидают монастырь, где прошло их детство, захотели совершить последнюю прогулку по парку монастыря Сен-Савен.Взявшись под руки, обе девушки, тоненькие и очаровательные в своих синих с белым платьях, болтали, с восторгом строя планы на будущее.– Мы будем жить всего лишь в трех лье друг от друга.– Имея Красавчика, я легко смогу навещать вас, Луиза!– Каждый день!– Обещаю.– Ох, мне так не терпится, чтобы вы познакомились с моим братом Гаэтаном, Зефи.– Мне тоже!– Я часто пишу ему о вас в моих письмах…– А что он вам отвечает?– Что вы, разумеется, не такая красивая, какой я вас описываю!Девушки прыснули со смеху.– Если мачеха будет вам досаждать, Зефи, вы поселитесь у нас в имении Поссонньер, – предложила Луиза.– Моя мачеха…Внезапно лицо Зефирины помрачнело.– Но, в конце концов, почему вы ее ненавидите, Зефи?– Честно говоря, Луиза, не знаю! – признала Зефирина, склонив головку в белом чепце.– Возможно, просто потому, что она вышла замуж за вашего отца, заняла место вашей матери?– Да, возможно, – признала Зефирина. – Вы моя единственная подруга. Я признаюсь, что часто, по ночам… мне снится эта Сан-Сальвадор. Ее лицо закрыто вуалью, но я знаю, что это она; она наклоняется надо мной, мне страшно… и вдруг она начинает насмехаться: «Пока я оставляю тебе жизнь!» В сущности, Луиза, я, должно быть, сумасшедшая! – весело заключила Зефирина.– Сумасшедшая… сумасшедшая… сумасшедшая! – словно эхо повторил чей-то насмешливый голос.Любой другой, оказавшийся на месте Луизы и Зефирины, мог бы испугаться существа с пергаментным лицом, которое показалось из леса, но обе девушки-подростка очень хорошо знали мамашу Крапот, старуху-лесничиху, жившую в одиночестве на самом краю парка в плохонькой саманной лачуге.– Здравствуйте, мамаша Крапот, – сказала Луиза.– Или, скорее, до свидания! – поправила Зефирина.– Я знаю, вы уезжаете, скверные девчонки. Я ждала вас… я искала вас… Так идите к черту, – проворчала старуха, согнувшись под огромной вязанкой хвороста.– Должно быть, выпила! – прошептала Луиза со смешком. Действительно, мамаша Крапот, казалось, была во власти сильного возбуждения. Она ударяла по кустам сучковатой дубиной, продолжая бурчать:– Они все уезжают, как эта воровка… никто об этом не знал, но мамаша Крапот ее видела, она об этом скажет… злая монашка.– На кого вы сердитесь, мамаша Крапот?Зефирина безбоязненно приблизилась к обливавшейся потом старухе.– Ну-ка, дайте мне вашу ношу, матушка, это слишком тяжело для вас. Мы понесем эту вязанку вместе с моей подругой.Старуха вызывала чувство жалости, и Зефирина, желая совершить доброе дело, к чему всегда призывал их Колченогий, освободила лесничиху от вязанки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106