Вытащив «Поляроид-317», общелкал труп, общелкал комнату, снял прошитую пулей подушку, выявленные отпечатки. Сфотографировал шахматную доску с фигурами.
– И для меня один снимок, – потребовал Ландсман.
Шпрингер обдумал это предложение, еще раз щелкнул доску, оставленную Ласкером вследствие вмешательства высших сил, вручил снимок Ландсману.
– Ситуация на доске подскажет решение, – усмехнулся тот.
Шпрингер взломал защиту Нимцовича… Алехина? Ароняна?… Конфисковал фигуры по одной, засунул каждую в отдельный пакетик.
– Где ты так измазался? – спросил он, не глядя на Ландсмана.
Тут и сам Ландсман заметил пятна рыжей грязи на туфлях, манжетах, рукавах и коленях.
– В подвал лазил. Там какая-то здоровенная служебная труба. Надо было ее осмотреть. – Он почувствовал, что к щекам прилила кровь.
– Варшавский туннель, – бесстрастно заметил Шпрингер. – Ведет прямо в Унтерштат.
– Да брось ты.
– Когда сюда прибыли первые евреи, после войны… Те, кто спасся из Варшавского гетто, из Белостока… Партизаны… Можно понять, что они и американцам не слишком-то доверяли. Вот и вырыли туннель. На всякий случай. А вдруг опять война? Потому и Унтерштат так назвали – подземный город.
– Слухи, Шпрингер. Городская мифология. Иначе говоря – сплетни. Простая служебная труба.
Шпрингер хрюкнул. Большое и малое полотенца убитого последовали каждое в мешок соответствующего размера, обмылок – в малый пакетик. Сосчитав налипшие на унитаз лобковые волосы, Шпрингер запаковал и их.
– Кстати, о сплетнях, – вспомнил он. – Слышал что-нибудь о Фельзенфельде?
Инспектор Фельзенфельд – руководитель их группы.
– Что значит «слышал»? Я его сегодня видел. Услышать от него что-нибудь сложно, он за три года трех слов не вымолвит. Что о нем болтают? Что за слухи?
– Так просто спросил.
Шпрингер провел облаченной в перчатку ладонью по веснушчатой коже левого предплечья Ласкера. Заметны следы уколов и слабые вмятины в местах, где покойный перетягивал руку.
– Фельзенфельд все время держал руку на брюхе, – вслух вспоминал Ландсман. – Кажется, я слышал, что он продекламировал: «Отток»… Что ты там увидел?
Шпрингер головой указал на участок повыше локтя Ласкера, где накладывалась перетяжка.
– Похоже, он использовал поясок. Но его пояс слишком широк для этих следов.
Он уже упаковал в коричневый бумажный мешок поясной ремень Ласкера, как и две пары его брюк и две куртки.
– Там, в ящике, еще мешок на молнии, – кивнул Ландсман. – Я не смотрел.
Шпрингер выдвинул ящик прикроватного столика, вынул черный мешок. Раскрыв его, издал странный горловой звук. Ландсман не сразу увидел, что произвело на коллегу такое странное впечатление.
– Что ты об этом Ласкере думаешь? – спросил Шпрингер.
– Осмеливаюсь предположить, что он шахматами увлекался. – Одна из трех найденных в номере книг – зачитанный, захватанный экземпляр под названием «Триста шахматных партий» некоего Зигберта Тарраша. К внутренней стороне обложки приклеен кармашек из коричневой бумаги. Оттуда торчит карточка, из которой следует, что в последний раз книжка выдана городской публичной библиотекой Ситки в июле восемьдесят шестого года. Ландсман невольно вспомнил, что именно в июле восемьдесят шестого он впервые переспал со своей тогда будущей, а ныне бывшей женой. Бине было двадцать, ему двадцать три. В самый разгар северного лета. Июль восемьдесят шестого года… иллюзии, иллюзии… Две другие книжки – дешевые триллеры на идише. – Больше мне о нем пока нечего подумать.
По следам на руке Шпрингер заключил, что покойный перетягивал руку перед инъекциями кожаным ремешком примерно в полдюйма шириной. Шпрингер засунул два пальца в черный мешок и вытащил оттуда этот поясок с таким выражением лица, будто опасался укуса. На пояске болтался прикрепленный к нему кожаный футлярчик, предназначенный для бумажной полоски с выполненными пером и чернилами четырьмя выписками из Торы. Ежеутренке набожные правоверные иудеи накручивают одну из таких штуковин на левую руку, другую – на лоб и истово молятся тому самому Б-гу, который обязывает их развлекаться этаким образом каждый Б-жий день. Однако кожаный карманчик на ремешке Эмануэля Ласкера пуст. Ремешок использовался исключительно в целях перетягивания сосудов.
– Впервые встречаю, – удивляется Шпрингер. – Новаторское использование тефилина.
– Знаешь, по виду его можно было сказать, что он… Как будто бы он когда-то носил черную шляпу. Такой налет… в общем, впечатление такое. – Ландсман натянул перчатку и, ухватив Ласкера за подбородок, повернул его голову вправо-влево. Вспухшая маска покойника… – Но если он и носил бороду, то давно. Разницы в цвете кожи не обнаружить.
Он отпустил подбородок Ласкера и отступил на шаг. Ландсман и сам толком не понимал, почему записал этого бедолагу в бывшие «черные шляпы». Но… следы второго подбородка сына богатой семьи… Аура обвала… Исходя из этого можно было предположить, что не всю свою жизнь Ласкер провел бесштанным доходягой в дешевой гостиничке.
– Чем бы я только не пожертвовал, чтобы нежиться на солнечных пляжах Саскатуна…
В коридоре что-то загрохотало. В дверь толкнулись снаружи, и вот уже ввалились в номер двое работяг из морга со складной каталкой. Шпрингер сбагрил им корзину с вещдоками и авоську и удалился, поскрипывая одним из колесиков своей тележки.
– Дерьмо, – высказался Ландсман, имея в виду не труп и не морговских трудящихся, а перспективы раскрытия дела.
Его замечание поняли и приняли сочувственным покачиванием голов. Ландсман вернулся в свой номер к бутылке сливовицы и сувенирному стопарику, уселся на стул с лежащей на сиденье грязной рубашкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121