– Можете и завтрак прихватить, – ворчит Цимбалист. – Всю ночь работать придется.
– Много работы? – сочувствует Бина.
– Шутите! Года не хватит разобраться. Грузовой контейнер нужен.
Цимбалист подходит к электрочайнику и звякает стаканами.
– Ну-ну, Ландсман, я слыхал, что у вас этой бляхи немножко не было, нет?
– Таки неплохо со слухом у вас, ребе Ицык.
– Слышу только то, что говорят.
– Слышали о туннелях под Унтерштатом? На случай, если американцы нас разлюбят и решат провести «акцьён»?
– Такое трудно не услышать. Даже до ваших ушей дошло.
– Может, случайно у вас имеется и план этих туннелей? Входы, выходы, соединения, переходы…
Старик все еще стоит к ним спиной, разрывает упаковку пакетиков чайной заварки.
– Ни о какой случайности не может быть и речи. Совершенно закономерно имеются у меня эти планы.
– Так что если бы по какому-то резону захотелось вам ввести или вывести кого-то, для примера, скажем, из отеля «Блэкпул» на Макса Нордау, так это для вас проще пареной репы?
– И с какой это стати? – удивляется Цимбалист. – Я в таком клоповнике моське своей обожаемой тещи жить не пожелал бы.
Он выключает чайник, не дав воде вскипеть, заливает заварку в мешочках. Стаканы ставит на поднос, туда же пристраивает банку с джемом и три чайных ложечки. Втроем они присаживаются к его столу в его углу. Пакетики неохотно окрашивают тепловатую водицу. Ландсман оделяет всех «папирозами», предлагает огонь. Из фургонов доносятся звуки – не то крики, не то смех, так Ландсман и не понял.
Бина прогуливается по помещению, восхищается количеством гибкого погонажа, его разнообразием, осторожно обходит спутанные клубки провода, серой резины с кроваво-красными пятнами меди на срезе.
– Ошибок не случалось? – интересуется Бина. – Не там проволоку протянули, не туда кого-нибудь послали…
– Не смею допускать ошибки, не отваживаюсь. Суббота – штука серьезная. Если народ перестанет доверять моим картам, мне конец.
– У нас еще нет результатов баллистической экспертизы относительно оружия, убившего Менделя Шпильмана, – продолжает Бина с той же интонацией. – Но рану ты видел, Меир.
– Видел.
– Не похоже на, скажем, «глок», ТЕС-9 или еще что-нибудь в том же духе?
– По моему скромному мнению, нет.
– С Литваком, его командой и их оружием ты поворковал достаточно.
– Прекрасные мгновения!
– В их песочнице неавтоматических формочек-лопаточек не обнаружил?
– Нет. Нет, инспектор, не обнаружил.
– Ну, так и что? – интересуется Цимбалист, опуская свой хрупкий седальник на надувной резиновый пышкопончик, венчающий сиденье застольного стула. – И почему это до меня относится, позвольте вам спросить? Какие такие причины имеются?
– Кроме, разумеется, вашего желания, чтобы справедливость в этом конкретном случае восторжествовала? – уточняет Бина.
– Да-да, конечно, – с жаром подтверждает Цимбалист.
– Детектив Ландсман, вы не полагаете, что Альтер Литвак убил Шпильмана или приказал его убить?
Ландсман возвел очи на лицо мудреца-многознатца и ответил:
– Нет. Не он. Мендель ему не был нужен. Но он начинал в него верить, в Менделя.
Цимбалист моргает, проверяет пальцем, не затупился ли клинок его носа, обдумывая услышанное, как будто узнал о том, что на природе проклюнулся новый ручей, который просится на его карты.
– Не-ет, я такого не съем, – проклевывается ручеек его голоса. – Кто угодно. Любой другой еврей, но не этот.
Ландсман до спора не опускается. Цимбалист тянется за своим чаем. Ржавая жилка, похожая на ленточку в стеклянном шарике, всколыхнулась в стакане, обеспокоенная движением.
– Что бы вы делали, если бы то, что вы считали линией на своей карте – и уверяли бы в этом других, – если бы это оказалось прилипшим волосом, нечаянной помаркой от авторучки, складкой? Признали бы вы свою ошибку? Побежали бы к ребе? Объявили бы об этом?
– Такого не может случиться.
– Но если бы?… Как бы вы жили дальше?
– Если бы вы сознательно упекли невинного человека за решетку на много-много лет, инспектор Гельбфиш, на всю оставшуюся жизнь, как бы вы жили дальше?
– Такое случается сплошь и рядом, – заверила Бина. – Но вот я перед вами.
– Гм… хм… Тогда полагаю, вы знаете, как бы я себя… Между прочим, термин «невинный» – штука весьма относительная.
– Вполне с вами согласна. Вне всякого сомнения.
– За всю свою жизнь я знал лишь одного человека, к которому можно было бы отнести этот термин.
– Вы богаче меня, мистер Цимбалист.
– И меня тоже, – добавил Ландсман, чувствуя, что не хватает ему Менделя Шпильмана, как будто они всю жизнь были закадычными друзьями. – Как ни жаль это признавать.
– Вы знаете, о чем народ гудит? – спросил Цимбалист. – Все эти гении, среди которых я имею счастье обитать. Они уверены, что Мендель вернется. Что все произойдет, как предречено. Что Мендель встретит их в Иерусалиме и будет править Израилем.
Впалые щеки старца оросили ясные слезы. Это увидев, вынула Бина из сумочки чистый, отглаженный белый платочек. Принял платок Цимбалист, на него он с тоскою воззрелся. Плавным жестом, достоинства полным, поднес к рубильнику своего носа и выдул в платок богатый урожай из обеих ноздрей.
– Хотел бы я его увидеть снова.
Бина накидывает лямку коровьей сумы на плечо, и балласт имущества тут же возобновляет тщетные попытки вжать хозяйку в центр планеты.
– Собирайтесь, мистер Цимбалист.
Старец изумлен. Он шевелит губами, как будто борясь с невидимой сигарой. Подбирает со стола полоску кожи, завязывает ее узлом, кладет на стол. Снова подбирает, развязывает.
– Э-э… Вы меня арестовали?
– Нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121