Ее муж работал в мэрии Фермо и ведал всеми городскими музеями, две ее дочери водили экскурсии, одна на испанском языке, другая на английском. Первую звали Дженовева, она была стройной и бойкой на язык. Несмотря на свои тридцать два года, она все еще носила такую коротенькую юбку, что, когда нагибалась или поднималась по лестнице, из-под юбки выглядывали узкие трусики. Вторую дочку звали Ракель, она была такой заурядной, что я ее почти не замечал.На следующее утро я поднялся рано, оделся как турист, взял фотокамеру на изготовку и отправился в музей. Дженовева устроила мне подробную экскурсию по Дворцу настоятелей и городской библиотеке. Меня заворожили шкафы из благородных пород дерева, заставленные первыми изданиями старинных книг, подлинными жемчужинами итальянской библиографии. Кроме нас с Дженовевой в зале никого не было, и она позволила мне прикоснуться к фолиантам, разложенным на столах, погладить их страницы, словно тела обнаженных женщин. Какой восторг!В углу зала, между лестницей и картиной, помещался глобус мира, похожий на глобус в доме Рикардо, но уступавший ему по размерам. Еще Дженовева позволила мне полюбоваться настоящим сокровищем: на полу, прислоненная к стене, стояла огромная картина, в то время закрытая для посетителей, – «Рождество» Рубенса. Симпатичная Мадонна и молодой, дородный, мускулистый Иосиф склонились над радостным пузатеньким младенцем Иисусом, а в верхней части полотна изображались ангелы-хранители. Эта великолепная картина была для музея что флагманский фрегат для эскадры.В то утро я основательно заблудился, но все же добрался до холма с собором, откуда открывался вид на город. Мне нравилось бродить по извилистым и крутым средневековым улочкам, на которых когда-то жили алхимики и ученые, художники и изобретатели. По пути я заметил несколько букинистических лавочек.Я знал, что Фламеля в Фермо нет, однако было здорово укрыться от мира в этом оазисе искусства, который, казалось, навеки обосновался в прошлом.По возвращении я никого не застал дома, дверь была заперта, а я вышел без ключей.Тогда я отправился на Пьяцца-дель-Пополо и зашел в кондитерскую, пропитанную сладким запахом из моего детства. Тем же запахом – леденцов в банках – веяло и от молоденькой официантки. Она мне сразу приглянулась. Ее пышный бюст, которому было тесно в кружевном лифчике, не умещался под блузкой. Я так загляделся, что не понимал ничего из сказанного девушкой. Она перешла на английский, но с тем же результатом.Я заметил, что двое мужчин за соседним столиком с улыбкой смотрят на меня.– День добрый, вам помочь?– Спасибо. Я хочу чай с лимоном, но мы никак не можем друг друга понять.– Вот незадача! Вы ведь испанец?– А кто же еще, с таким-то акцентом! – вступил в разговор второй мужчина.– Я мог бы оказаться кубинцем, доминиканцем, мексиканцем, – спокойно возразил я.– Да, вы правы. По-испански говорят не только в Испании.– А итальянский язык можно услышать и в Аргентине, и в Штатах.– Это точно.– А как вы здесь оказались?– У меня в Фермо друзья.– Ясно. Меня зовут Сантори, Антонио Сантори. А мой друг – Паоло Руффилли. Мы преподаем в университете.– Я архитектор, большой поклонник искусства, истории и красивых городов. Я приехал сюда сегодня ночью, и монументы Фермо привели меня в восторг.– Да, это сразу бросается в глаза.И Сантори покосился на пышногрудую официантку.Преподаватели пригласили меня за свой столик. При сложившихся обстоятельствах это был наилучший вариант.Я поинтересовался, что они делают здесь в будний день, почему не читают лекции в своих университетах (один был из Рима, другой из Венеции, оба города находились достаточно далеко от Фермо). Профессора рассказали, что организовали здесь культурный фестиваль под названием «Европа», Такой фестиваль есть, его проводят и вправду Сантори и Руффилли.

чтобы порассуждать о многоликости и единстве Европы на примере кино, поэзии, спорта, музыки и театра. Основное внимание уделялось музыке и поэзии. Всем этим мероприятием заправлял Сантори, а Руффилли отвечал за работу с поэтами.«Нелегкий труд, – подумал я. – Поэты – народ бесшабашный, вспыльчивый и эгоистичный».Фестиваль был задуман масштабно, с выступлениями поэтов разных направлений; часто музыку слова сопровождали звуки скрипок, кларнетов, саксофонов и аккордеонов в исполнении артистов консерватории. Да и публика подобралась молодая, душевная, энергичная. Я сам убедился в этом, поскольку отправился на фестиваль вместе со своими новыми знакомыми; моя восторженность немало их позабавила. Сантори носил с собой книгу, которая сразу привлекла мое внимание: «Alia ricerca della Pietra Filosofale. Storia e segreti dell'alchimia». «В поисках философского камня. История и тайны алхимии» (ит.). Книга Паоло Кортези вышла в 2002 г. в издательстве «Newton & Compton».

– Сантори, чья это книга?– Моя, разумеется.– Я имею в виду – кто ее автор?– Это основа основ, введение в алхимию. А написал ее мой большой друг, Паоло Кортези. Он живет в Фермо.– Правда?– Правда. Я с ним вчера встречался. Вот, он поставил на книге дарственную надпись. Хочешь с ним познакомиться? Интересуешься алхимией?– Да. Нет. Да.– А конкретней?– Да, я хочу с ним познакомиться. И – да, конечно, меня интересует алхимия.– Что ж, Кортези – один из главных специалистов в этой области. В кругу друзей он хвастается близким знакомством с Николасом Фламелем.– Тогда посоветуй своему другу не болтать ерунды. Фламель – прославленный алхимик четырнадцатого века.– Значит, это один из его потомков, а не тот Фламель, о котором ты говоришь.– Понятно. Ты сможешь познакомить меня с твоим другом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131