— Ни на что я не рассчитывал,— пробурчал Динё.
— И на то, что не поймают?
— На это рассчитывал.
— Неужто такая пропащая у вас база, что не могут за руку вас схватить, когда вы передергиваете? — небрежно осведомился Нягол.
Как ни был угнетен Динё, в этом «передергиваете», почуял он что-то свойское, подход к житейским делам, присущий людям вроде него — шоферам и монтерам, экскаваторщикам и бетонщикам, всякому рабочему люду, знающему что почем. Ишь ты, дядюшка, с ноткой почтения подумал он, перед тем как ответить:
— Дядя, я не в оправдание говорю, но порядка у нас нет, настоящая яма.
— Ишь какой речистый! — косился на него приободрившийся Иван.
- Яма, говоришь? — произнес Нягол.— А как насчет контроля, государственный глаз есть над этой ямой?
— Нет, дядя. Меня прихватили случайно.
— Ревизия-то случайно, что ли, была, обалдуй? — взорвался Иван.
— Все мы там обалдуи,— неожиданно резюмировал Динё.
Нягол ухватился за эту мысль.
— Что ты этим хотел сказать?
— То, что сказал...
— Нет, ты что-то важное хотел сказать, но увернулся,— не выпускал его Нягол.
Сечет меня, подумал Динё и ответил:
— Дядя, я тебя уважаю, потому скажу: государство хочет от нас, чтоб мы ему родными детьми были, а...
— Ну, опять двадцать пять! — прервал сына Иван.
— Давай! — подхлестнул его Нягол.— Правду.
— Правду? — Динё поджал губы.— Вот я, к примеру. Вкалываю за сто шестьдесят. Да тридцать-сорок левов премии, и все. Хоть ты разопнись, хоть убейся на этой работе — все, потолок. Вот люди и крадут.
— Потому как несознательные, кабы сознательные были...— скорее с собой, чем с сыном ратоборствовал клюющий носом Иван.
— Сознание, батя, оно от жизни идет, так ведь нас учат? Почему же эта самая жизнь хорошего сознания нам не дает, а подсовывает какое похуже?
Нягол закурил сигарету.
— Динё, слушай меня внимательно: Болгария имеет чистого годового дохода несколько миллиардов. Четверть отними на новые стройки, отдели на больницы, школы, пенсии, театры и кино. На оборону и резервы. Если остальное ты поделишь на миллионы вроде нас с тобой, да еще на двенадцать месяцев, вот и получится приблизительно твоя зарплата. Откуда же взять больше?
— Давай, братка, лей, наполняй пустую башку... И в мою заодно доливай! — Иван раскачивался, смеша обоих.
— Дядя,— Динё погасил усмешку,— ты еловек
ученый, с Болгарией, может, оно и так, а вот у нас по-другому. Я, к примеру, «ифу» вожу, немецкую машину,— водил то есть... На эту «ифу» мне спущен план: столько-то тонн, курсов и так далее, это не интересно. Зато интересно, что когда я его, план этот, выполняю, а это зависит не только от меня, то получаю лев-другой премиальных да копейки за сэкономленное горючее. И это — все!
— Хорошо, а как по-другому, сам бы ты чего сделать мог?
— Чего сделать? — Динё слегка поднапыжился.— А вот чего. Сейчас «ифа» эта за мной числится в основном для автоинспекции — чтобы я не побил ее, не поцарапал, косметика, понимаешь? А если по-серьезному-то, она за мной и не числится — никто с меня отчета не спрашивает, как я ее вожу да как торможу, что я на поворотах делаю и какую выбираю дорогу,— с меня требуется план и экономия горючего, за что я получаю стотинки. А как все это делается, за счет машины или за счет предприятия,— это никого не касается. Что ломается, что из строя выходит...
— Потому как по ухабам гоняете,— отозвался Иван.
— ...предприятие заменяет, не спрашивая с меня отчета: сломалось, сносилось — ладно.— Динё потянулся за брынзой, подцепил кусочек, но тут же его оставил и выпил так.— А вот кабы эта машина за мной числилась, только по-настоящему: вот тебе деньги на горючее, вот на масло — по нормам, столько-то километров — и деньги на текущий, столько-то — на основной ремонт, ты отвечаешь. Лишний раз ремонтируешься, плати из своего кармана. Хорошо за машиной смотришь, бери себе, что останется. Да ведь я же тогда бог, дядя! Отвечаю, плачу, но и зарабатываю. Какой же нормальный человек станет у самого себя красть?
— Ничего я не понял из твоей болтовни! — отрезал Иван.
— Батя, ты бы копался там в своем дереве!
— Наворошил Динё делов,— причитал Иван.— Вниз покатишься, дорожек мно-о-ого...
Нягол не обращал на него внимания. Давно уже не встречал он столь ясной и наглядной программы хозяйственного порядка, такой раскладки без школьных иллюзий и пагубного романтизма. Этот ушлый разбойник цены не знает тому, что говорит.
— Резонно ты все это изложил. Иван, это и к тебе относится! — Иван смешно вытянул шею.— А теперь ты мне вот что скажи: почему же нельзя устроить так, как ты говоришь?
Динё поглядел на него слегка изумленно и даже с долей легкого превосходства.
— Дядя, ты меня за дурака считаешь... Будто сам не знаешь, что болгарин завидует и брату и свату, а заодно и всем остальным. Кто это мне отдаст машину, чтобы я устраивал честные гонки с самим собой?
Надо сделать что-нибудь для мальчишки, подумал Нягол. В душе он еще не испорченный, и умишко острый как бритва.
— Честные гонки, говоришь?
Иван в это время соскользнул с локтя и стукнулся лбом о стол. Подняли его, Нягол записал имя следователя и проводил их до калитки, раздумывая над Динёвыми словами: «Ты, дядя, об меня не марайся, я так решил — сяду, отработаю срок, а там видно будет». Притворяется парень или нет?
Часам к десяти утра у дома остановилась черная «волга». Из нее вытянула ногу молодая, хорошо одетая женщина, спросила товарища Няголова. Элица, вышедшая ее встретить, пояснила, что товарищ Няголов работает, но если спешно... Оказалось, что не кто иной, как сам товарищ Трифонов, приглашает товарища Няголова к себе по очень важному делу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130