Игра скал в этом укромном уголке всегда ее чаровала, и каждый раз, как она проезжала сквозь их лабиринт, сожалела, что вот опять не хватает времени туда завернуть. Как только скрипнули перед вокзальчиком тормоза, она резко соскочила и, не оглядываясь, вышла на шоссе. Оно было безлюдным, асфальт сухим, только кое-где скользили по нему ручейки. Напротив зияли каменные уста дорожного туннеля с зеркально светящимся дном. Слева от туннеля, по низкой возвышенности, слоились друг на друга промытые скалы с приземлившимися на них желтыми парашютиками распустившегося кизила.
Элица тронулась по дорожке, вьющейся между скал и голых кустарников. Из них выглядывали подснежники и синели фиалки. Она набрала букет, обвила его носовым платком и, отдыхая от крутизны, вдыхала немощный еще аромат ранних горных цветов.
Пройдя скалы, она добралась до верха, до миниатюрной полянки, увенчанной молодым кизиловым деревцом. Обошла его со всех сторон, понюхала деревцо и даже погладила, как гладят кроткого зверя. Вокруг располагалась складками котловинка, закрытая с севера огромным скалистым массивом, а с трех других сторон — гривастыми горами пониже. Внизу капризно вилась река, почмокивающая в подводных впадинах, болтливо журчащая на быстрине и лениво замолкающая по омутам. В глубине тянулся железнодорожный мост, похожий на два слепленных транспортера, слева, возле покрытых зарослями низких холмов, ютился вокзал, а над ним выглядывали из складок главного холма монастырские постройки — церковь с внутренним двориком, двухъярусные долгострехие строения, часовни, примостившиеся под самой вершиной, дома с эркерами, свесившиеся над самой рекой, деревянная башня с клепалом, скелет, оставшийся от бойницы, а рядом мирно расположились стожки прошлогоднего сена. За башней стелились, постепенно синея, голые буковые леса, среди которых, словно купола готических храмов, возвышались старые сосны.
Элица полной грудью вдыхала чистый воздух и оглядывала котловинку, плотные тени с запада делали ее еще объемнее и живее. До слуха доносился глухой шум реки, перекрываемый колокольцами невидимого стада. Высоко вверху, возле скалистых вершин, тишина пласталась и густела от бесшумного кружения хищных птиц.
Вид был таким захватывающим, что она не обратила внимания на скатившийся по крутизне камень и не услышала прерывистого дыхания из близких кустов. Лишь только когда кто-то показался из-за них, она инстинктивно обернулась и онемела: в десяти метрах от нее остановился очкарик из поезда. Возле ног его стояла большая дорожная сумка с торчащими из нее металлическими прутьями. Оцепеневшая Элица глядела в темные ямы его очков и не могла закричать: пропал голос.
Он вывел ее из оцепенения.
— Милая девушка,— сказал он снизу, не шевелясь,— не пугай...
— Нет! — раздался ее крик, явственно повторенный эхом.— Не смейте!
— Погодите, выслушайте меня...
Элица закричала снова, и эхо опять повторило ее крик. Оба стояли неподвижно среди окружающего безмолвия. Мужчина неожиданно снял очки, и она увидела его лицо — худое и невыразительное, излучающее покорность. Элица быстренько огляделась.
— Кто вы? — крикнула она.— Почему вы меня преследуете?
— Я не преследую вас,— покачал головой мужчина.
— Что же вы тогда тут делаете?
— Милое создание, я художник... Выслушайте меня, вы мой шанс...
Элица нагнулась и схватила первый попавшийся камень.
— Не приближайтесь!
Мужчина смутился, шагнул назад и скрестил руки на груди.
— Выслушайте меня, незнакомка, я в вашем распоряжении,— снова взмолился он.— Никогда я не чувствовал в себе такой уверенности, я еще в поезде это почуял... Умоляю вас мне позировать, всего десять минут, не больше...
— Вы сумасшедший!
— Милая, милая девушка, сейчас это не важно, важны только вы, понимаете, я должен постичь ваше тело, излучение, всю прелесть, которую вы в себе несете...— Он задыхался.— Мы здесь совершенно одни, тепло, освещение превосходно, декорации фантастичны — прошу вас, спуститесь сюда и разденьтесь...
Элица покачнулась. Представила себе его длинные руки, невыразительные глаза, ощущение чего-то гибельного и липкого обострилось до предела.
— На помощь! — прохрипела она.— На помо-ощь! «О-о-щь!» — откликнулось эхо и замерло.
— Ради бога, не кричите, что я вам сделал...
— Помогите же! На помощь! — кричала Элица, чувствуя, как пульс бьет в виски.
Мужчина протянул к ней руки:
— Что вы делаете, я вас не трону, умереть мне на месте, если трону...
Элица его не слышала.
— Уберите руки! — вдруг приказала она. Послушно прибрав руки, он неожиданно сполз на колени.
Элица сразу догадалась, что момент удобный. С острым всхлипом стрельнула вниз по дорожке, неудержимо увлекаемая в кусты. На поворотах щиколотки ее потрескивали, она спотыкалась, покачиваясь угрожающе, ветки и колючие кусты хлестали ее, куртка разодралась.
Вскоре показалось шоссе, Элица сделала отчаянную попытку остановиться, но инерция занесла ее на обочину. Она выбралась из кювета, перескочив его наискосок, и растянулась на подмокшем лугу.
Все вокруг выглядело точно во сне: и безлюдный в эту пору вокзал, от которого трогался еле-еле товарный поезд, и безумное решение кинуться на узкую платформу цистерны. Цистерны проносились, словно стадо напуганных связанных буйволов, выгибались, выставляя хребты, воздушная струя свистела по их животам, а в туннелях начинался сущий ад: раздерганная, оглушенная невообразимым грохотом, Элица вцепилась в какие-то железяки, стараясь не потерять сознания. Наконец застонали тормоза, цистерны сгорбились, звякнул колокольчик, и поезд успокоился постепенно между двух мрачноватых рядов товарных вагонов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130