..
Предупреждающе заглядывала сестра, и Элица уходила служебным ходом.
Теодор прибыл в больницу прямо с аэродрома. Слух о несчастье добрался и до столицы, и, допросив по телефону Ивана, Теодор кинулся на самолет.
Его провели к главному врачу, который стал успокаивать: товарищ Няголов уже миновал опасную грань, процессами удалось овладеть, но он все еще на подпитке. Теодор слушал, ломая пальцы. Попросил провести его к Няголу. Врач разрешил и даже сам проводил его. Только по дороге он сообразил, что Элица — дочь Теодора, которому явно не сообщили ни о несчастье с братом, ни о шоке дочери. Странно, подумал он, пока поднимались по лестнице, Теодора же предупредил: состояние у Нягола такое, что засиживаться не следует. Самый обыкновенный разговор, никакого упоминания о пережитом. Значит, с братом плохо, сообразил Теодор.
Все же он не ожидал того, что увидел от самой двери: неузнаваемого Нягола. С сомкнутыми веками, укрытый простыней, он показался Теодору покойником.
— Входите, входите! — Врач нарочно повысил голос, заметив, что Нягол не спит.
Больной приоткрыл глаза.
— А, Тео,— тихо произнес он, и подобие улыбки проползло по его сухим, потрескавшимся губам.
— Батё!
Он нащупал руку брата под одеялом — сплошная кость. Это его доконало. Теодор бессильно опустился на краешек стула, заметивший это врач решил его поддержать.
— Ну как мы сегодня, товарищ Няголов? — бодро спросил он, ощупывая лоб больного. Он горел.
— Хорошо, доктор.
— Оно и видно,— ответил врач и перевернул карточку.
Братья взглянули друг на друга в упор.
— Батё...— повторил потрясенный Теодор.— Как же так?
— Случается и такое, Тео,— с внутренним примирением ответил Нягол.
— А мы и не знали...
Теодор запнулся, и доктор воспользовался паузой.
— У вас интересная и немного своенравная дочка,— заметил он.— Снует тут у нас в больнице, словно ласточка.
— Да-да,— проговорил Теодор,— я останусь с ней, мы позаботимся...
— Нет необходимости, Тео.— Нягол с усилием усмехнулся: — Видишь, до чего меня довели чужие заботы.
— Раз писатель начинает шутить, значит, дело пошло на поправку,— заключил главный врач и подхватил Теодора под руку.— Профессор, дадим ему отдохнуть.
Теодор помахал брату уже от дверей.
Город тихо кипел в предполуденном мареве. Ожившие было от ночной прохлады уличные деревья снова сникли промытыми листьями. Дождя давно уже не было, машины оставляли за собой полупрозрачный дымок, витрины магазинов стояли словно напудренные. Теодор расслабил галстук — предстоящая встреча с Элицей да еще такая жара! Как они друг на друга взглянут, что скажут? С тех пор как узнал он о ранении Нягола, его лихорадило. Слухи были противоречивыми, говорили, что Нягол в агонии, что уже скончался от ран, и сюда он летел, пришибленный своей разбухшей виной.
В отцовском доме он застал Элицу и незнакомую девушку с большими пристальными глазами. Дочь покраснела от неожиданности, но быстро овладела собой и представила Мину. Теодор даже обрадовался присутствию чужого человека — разговор откладывался. Девушки заварили чай, они уселись втроем. Теодор принялся расспрашивать Элицу о несчастье: как это человек ни с того ни с сего стал стрелять в невинных людей, неужели был настолько пьян или же его спровоцировали? Элица не знала о первой стычке, случившейся несколько лет назад в той же самой корчме между Ня-голом и Энё, затаившим на дядю зло, не знала она и подробностей ссоры между Энё и Грозданом, однако со слов Иванки и Малё поняла, что все произошло не по пьянке. Насколько сумела, пояснила это отцу.
— Но это же патология! — воскликнул Теодор.
— Общественная,— неожиданно отозвалась Мина. На него произвела впечатление уверенность, с какой было произнесено слово. Девушка, видимо, знала себе цену. Он спросил:
— Вы так считаете?
— По-моему, надо было устроить общественный
суд. Вы согласны?
Она про меня знает, мелькнула у него нелепая мысль, но он тут же ее отбросил.
— Согласен.
— Ну вот, мы и единомышленники,— сказала Мина, мельком взглянув на Элицу.
Улови Теодор этот взгляд, он бы, вероятно, поверил в прежнее свое предположение. Однако он его не приметил.
— Вы тоже философией занимаетесь? — наугад поинтересовался он.
— Нет, я актриса. Романтические роли прошлого века.
— Понятно,— неуверенно сказал Теодор.— Такое время.
Твой отец пижон, взглядом сказала Элице Мина.
К вечеру приехали из деревни Малё с Иванкой, нагруженные продуктами. Увидев Теодора, засуетились — Элица предупреждала, чтобы не проговорились о ее припадке. Обменялись обычными вопросами, осведомились насчет здоровья, и Иванка начала:
— Под такое дело Нягол попал, а, Теодор? Под черное дело!..
— Мне говорили, Иванка. Просто не поверишь.
— Мы за одним столом сидели,— откликнулся Малё.
— Но это умышленно, что ли, было?
— Да вроде бы и не умышленно, не знаю, как объяснить... Энё, убивец-то, до Девятого в полиции настрадался, потом в пьянку ударился. Невзрачный он был, узкогрудый, волосы не росли, с бабами не знался, вот и слюбился с властью да с ракией.
— Больно лют он был,— добавил Малё,— крови ему давай побольше — помню я, как он поросят колол.
— Значит, на брата он случайно напал?
— Какое случайно! Они давно уж знакомые были.
— С виду друг друга знали,— поправила Малё жена.
— Знали не знали, а кабы не пошли в эту корчму, сидел бы Нягол тут живой и здоровый!
— Невероятно! — помаргивал Теодор.
— Он его, может, и не ударил бы, да Нягол-то как на грех поднялся его схватить,— пояснил Малё.— Мы на пол залегли, и тут Нягол поднимается, чтоб его обойти... И ведь подумать, часу не прошло, как мы с Няголом Энёву развалюху оглядовали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130