Я уже готов был спросить, но тут Сара Луиза снова заговорила:
– Опять я тебя обидела. Прости. Все у меня выходит не так, как надо. Зачем, зачем я только пришла? – И она всхлипнула.
– Ты вовсе меня не обидела. Я рад, что ты пришла. Но мне нужно тебе кое-что сказать.
– Какой же ты жестокий! Ты же видишь, как мне плохо. Зачем же делать еще хуже? Разве ты не джентльмен?
– Не знаю.
– Ты так переменился в этой своей Европе. Ты стал холодным и циничным. Где тот Хэмилтон, которого я когда-то знала, который обнимал меня и говорил: "Не плачь, Сара Луиза, все будет в порядке"?
Она жалобно потянулась ко мне, с глазами, полными слез. Если ее сейчас не успокоить, подумал я, она наверняка заревет и перебудит весь дом. Я обнял ее и принялся ласково поглаживать, ощущая, как моя Майка становится мокрой от ее слез. Порой казалось, что Сара Луиза вот-вот возьмет себя в руки, но всякий раз она снова разражалась рыданиями. Наконец она взглянула на меня все еще полными слез глазами и сказала:
– Значит, я по-прежнему тебе дорога?
– Да, но я все-таки должен тебе кое-что сказать.
– Нет-нет, не надо, а то все испортишь. – И Сара Луиза приложила мне пальчик к губам. – Не заставляй меня жалеть о том, что я пришла. Я хочу просто помнить, что все еще дорога тебе, что ты прежний Хэмилтон.
С этими словами она взбила подушку, устроила мою голову на ней поудобнее и поцеловала меня в лоб. Я попытался что-то сказать, но Сара Луиза ответила "Ш-ш!", раздался шелест надеваемых ночной рубашки и пеньюара, шорох шагов по ковру и звук осторожно открываемой и закрываемой двери. Я лежал, отчаянно досадуя, будучи уверен, что не смогу уснуть, однако выпитое за ужином и забота, проявленная Сарой Луизой, оказали магическое действие, и очнулся я уже утром.
Накануне на ней было черное бикини, сегодня – такое же, только белое, еще эффектнее оттеняющее загар, и опять все только и делали, что глазели на нее.
– Прямо не могу, как хороша, – сказала мне Лора Энн Лоу. – Форменное чудо.
– Да, она следит за собой, – ответил я.
– Следит за собой? Ты что, смеешься? Я вот, например, за собой слежу, а где ты видел, чтобы был такой ажиотаж? Просто она самая красивая.
Тут в наш разговор включился Морган – парень, который был с Энн.
– Догадываешься, почему у нее всегда такой вырез? – спросил он меня.
– Чтобы на нее смотрели?
– Старик, ей до смерти хочется замуж. Неужели непонятно?
– Понятно.
– И вот что я тебе скажу. Тот будет полным кретином, кто откажется от возможности на ней жениться.
– Ну, люди бывают разные…
– Надеюсь, что ты не такой кретин, каким кажешься, – если судить по поступкам.
Робб развил эту тему.
– Знаешь, Дэйвис, – сказал он мне, – в университете, конечно, ты часто вел себя по-идиотски, но сейчас превзошел сам себя. У тебя в руках самая завидная невеста на всем Юге, а ты на нее ноль внимания. Смотри, другой такой не найдешь.
– По-моему, я был с ней достаточно ласков.
– Ну да, ласков! Будто нарочно отворачиваешься.
Остальные были того же мнения. После обеда Лиза Мэри сказала мне:
– Хэмилтон, ты изменился. Это Германия так на тебя подействовала?
– В каком смысле?
– Ты так себя ведешь – словно жалеешь, что уехал оттуда.
– Да, иногда я скучаю по Германии.
– Если, по-твоему, ты выше всех нас, тогда, может, стоит вернуться обратно?
– Господь с тобой, я вовсе так не считаю.
– Но ведешь ты себя именно так – и с Сарой Луизой, и со всеми остальными.
После очередного внушения я понял, что надо попробовать перековаться. Вообще-то я мог поклясться, что все это время был таким же, как всегда, – радушным и веселым, – но послушать их, так выходило, что я чуть ли не испортил всем уикенд. Наверняка, это Сара Луиза им на меня накапала. Как бы то ни было, чтобы отвязаться, я начал изо всех сил стараться стать душою общества и, по крайней мере, добился того, что выволочки прекратились. На обратном пути в Нашвилл Сара Луиза шепнула мне:
– Как хорошо, что ты вдруг стал таким милым. Я ведь тебе дорога, правда?
Родителям с таким успехом удавалось избегать меня в первые два дня, что я был уверен – так пойдет и дальше. Как только я войду через парадную дверь, думал я, они тут же смоются через черный ход. К моему удивлению, они оба оказались на месте – потому что, как выяснилось, успели развернуть тяжелую артиллерию. Первый залп дала мама. Я застал ее на кухне, где она сидела, не отрывая взгляда от стоявшего перед ней бокала с виски.
– Ты уже видел почту? – спросила она.
– Нет.
– Советую посмотреть.
На подносе лежала стопка писем от Эрики. Еще перед поездкой в Атланту я получил от нее два письма, но тогда мамы не было дома, так что эти были первые, которые она увидела.
– Надеюсь, ты не станешь утверждать, что она написала тебе восемь писем и между вами ничего нет?
– Не стану; между нами действительно что-то есть.
– Господи, за что мне такое наказание? Ну зачем, скажи, ты связался с этой девкой? Неужели ты не понимаешь, что ты со мной делаешь? Неужели в тебе нет ни капли жалости?
– Я полагал, что имею право распоряжаться собственной жизнью, как сочту нужным.
– Ах, как сочтешь нужным? Значит, ты считаешь нужным поломать себе жизнь ради какого-то ничтожества? Ради немецкой потаскушки, которая и по-английски-то неизвестно как говорит?
– Да, я считаю, что должен жениться на Эрике. Это лучшая девушка, которую я когда-либо встречал. И если ты боишься, что мы вас хоть как-то стесним, то напрасно: через несколько дней я уезжаю в Берлин, и мы будем жить там.
– Ах вот как! Чудесно! – Она налила себе еще немного виски. – Так вот что я тебе скажу. Я отдала двадцать пять лет своей жизни не для того, чтобы видеть, как ты губишь свою жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150