– Может, это тебе пригодится?
– Не надо, – ответила она. – Я не прошу милостыни.
– Да возьми же.
– Нет, не надо.
– Может быть, встретимся еще раз?
– Если хочешь. Но я не советую. Со мной не очень-то повеселишься.
Прощаясь на улице, она сжала мне руку и слабо улыбнулась. Я долго смотрел ей вслед.
Когда я проснулся на следующее утро, на душе у меня было муторно. Увидев с балкона, как люди, живущие в соседних домах, целыми семействами отправляются в церковь, я подумал, что нуждаюсь в некоем руководстве свыше. Но обратился я не к Богу, а к маленькому божку. Этот божок был со мной с самой моей юности. Я звал его Великим Счетчиком Очков. Это он заведовал моими вожделениями, это он следил, чтобы я ни на минуту не расслаблялся, хотя сам я с удовольствием занялся бы чем-нибудь еще; чтобы я потратил две тысячи, которые дал мне Саша Савицкий, на шлюх, а не положил их в банк. Это он вчера подсчитывал мои очки. Вот уже лет десять я чувствовал, как он парит надо мной, но понял, чего он от меня хочет, лишь тогда, когда узнал в Монтеррее ту самую русскую поговорку: "Всех баб на свете не перетрахаешь, но к этому нужно стремиться". Вот почему он стегал меня хлыстом и в церкви, и в библиотеке, и на занятиях. "Что ты здесь прохлаждаешься, Дэйвис? – обращался он ко мне. – Вон, смотри, сколько там девочек. Иди к ним. На чтении книг много очков не заработаешь". А когда я отправлялся к тем женщинам, он откладывал в сторону свой хлыст, доставал Великий Протокол, куда заносил все мои очки, и что-то писал там – например, следующее: "Задал Дэйвису хорошего кнута, чем привел его в возбуждение".
Но теперь – с меня довольно. Я устал от Великого Счетчика и решил объясниться с ним напрямую.
– О Великий Счетчик Очков, – обратился я к нему, – вот уже много лет я терплю твои выходки, слушаясь тебя во всем и никогда не жалуясь, честно путаясь со всеми девками. О Великой Счетчик, я знаю, мне никуда от тебя не деться, но не можешь ли ты дать мне передышку хоть на день, хоть на неделю, а может, и на месяц? У меня ведь еще ни разу не было отпусков. Обычно я и сам не прочь поволочиться, но вчерашний вечер был последней каплей. Первые две шлюхи были омерзительны до тошноты, а последняя – жалостлива до слез. Знаешь, чего бы я так хотел? Я хотел бы повстречать девушку, с которой было бы о чем поговорить и которая была бы мне дорога. С тех пор, как я расстался с Сарой Луизой, я вел себя как последний кретин. Когда ты найдешь мне такую девушку, обещаю снова начать бегать по бабам. Пока же я буду поступать согласно собственным желаниям. А если это не устраивает тебя, о Великий Счетчик, можешь катиться куда подальше.
Впервые в жизни я высказал своему божку все, что я о нем думаю, и, надо сказать, немного испугался, что сейчас он меня как следует взгреет. Но Великий Счетчик только повертел в руках хлыст и сконфуженно удалился.
Главным моим желанием было посмотреть Берлин. От проведенного накануне вечера остался такой неприятный осадок, что от Курфюрстендамма я решил держаться подальше. Свой поход я начал ни больше ни меньше как с Далемского музея, который находился рядом с нашим домом. Там я познакомился с творчеством как французских художников – начиная с Фуке и кончая Ренуаром, – так и немецких – начиная с Фридриха и кончая Коринтом. Потом, сам тому удивившись, я отправился на Кёниген-Луиз-платц и совершил экскурсию по ботаническому саду, где пожалел, что со мной нет Нади – она объяснила бы мне, как называются разные деревья. Пожалел я об этом и час спустя в зоопарке – там она могла бы посмеяться над зверями. Выйдя из зоопарка, я прошел через Тиргартен до Колонны Победы и вскоре оказался у Бранденбургских ворот. Прямо перед ними находился советский памятник: бронзовая статуя солдата, окруженная танками и пушками, принимавшими участие в битве за Берлин. Пока я глядел на памятник, началась смена караула, и я подумал, что вряд ли у меня получился бы такой же гусиный шаг, как у этих русских солдат. Затем я осмотрел ярмарочный комплекс, радиобашню, олимпийский стадион и замок Шарлоттенбург.
Вечером, сидя в пивной на Унтер-ден-Айхен, я подсчитал, что отмахал, наверно, миль восемнадцать. Мне подали вареную свинину, и это было первое, что я съел за весь день. За второй кружкой пива я понял, что влюблен в Берлин. На подставке для кружки я попробовал было записать, почему так случилось, и, надо сказать, некоторые из соображений показались мне вполне разумными. Однако, допивая четвертую кружку, я зачеркнул все от начала до конца. Я не знал, почему мне так хорошо в Берлине. Просто было хорошо – и точка.
На следующее утро, готовясь приступить к работе, я ожидал, что на то, чтобы войти в курс дела, у меня уйдет один-два месяца, что, может быть, даже придется пройти какой-нибудь специальный курс. Мистер Суесс, однако, только рукой махнул.
– Ничего сложного в этом нет, – сказал он, оторвавшись от юмористической странички в "Старз энд страйпс". – Допрашивать умеет кто угодно.
– Но, сэр, я ведь совсем ничего не знаю.
– Ну, вы, я вижу, человек сообразительный, быстро разберетесь, что к чему. Попросите Маннштайна, чтобы он дал вам какого-нибудь источника, и задайте ему несколько вопросов. Штука нехитрая.
– Какие именно вопросы я должен задавать, сэр?
– Ну там, о танках, об орудиях – о чем хотите. Иногда полезно использовать какой-нибудь предыдущий отчет – тогда на ответы уходит меньше времени и почти весь день остается у вас свободным.
– Сэр, нельзя ли мне сначала поприсутствовать на нескольких допросах?
– Пожалуйста, если хотите. Поговорите с Бекманном и Колем – это хорошие работники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150