Что Бог Ветхого Завета – это сплав Авраама, Исаака и Иакова? Что на фронте, во время первой мировой войны, Бог сильно смахивал на кайзера Вильгельма? Не потому ли Бог южных штатов всегда казался похожим на Роберта Ли – с небольшой примесью Джеба Стюарта, Стонуолла Джексона и Натана Бедфорда Форреста? Видимо, для того, чтобы верить в Бога, нужно, чтобы рядом был кто-то, о ком можно было бы думать как о Боге, – какой-нибудь патриарх, монарх или генерал. А в Америке – кто в Америке является такой богоподобной личностью? Президент? Ну, президента взяло на себя телевидение. Изо дня в день целая армия репортеров сидит в засадах и ждет, когда он как-нибудь да ошибется, и чем чаще им удается его на этом поймать, тем быстрее они продвигаются по работе. С того времени, как все в Америке от мала до велика начали смотреть вечерние новости, ни один президент не продержался больше двух сроков. Потворщик Джонсон, плут Никсон, недотепа Форд, путаник Картер – что в них во всех богоподобного? Тогда, может быть, генералы? Какой-нибудь там Уэстморленд или Хейг? Нет, это просто маленькие люди, отчаянно пытавшиеся сделать то, что им явно не под силу. Кто же из знаменитостей годится на роль богоподобного? Чарлтон Хестон? Но кому известно, что он на самом деле собой представляет? Когда он появляется на экране телевизора, то кажется, что он читает какую-то роль. Уолтер Кронкайт? Это уже больше похоже на дело, но Богу ведь полагается быть чем-то далеким и устрашающим, а не этаким добрым дядюшкой. Неужели нет никого, кто был бы способен воспарить до небес и, подобно Богу, взирать оттуда на людей? Я, во всяком случае, ни одного такого человека вспомнить не мог. Поэтому-то, наверно, религия и переживает сейчас трудное время. Абстрактный Бог бесполезен – нужен кто-то, кого можно слышать и видеть. Кто же прикончил богоподобных: пресса, телевидение или это было сделано их совместными усилиями? Линкольну повезло, что он не попадался под руку Дэну Разеру; Ли повезло, что его не приглашали на «Встречи с прессой». Возможно, богоподобные когда-нибудь еще и вернутся, но вряд ли это случится скоро.
Чтобы не создавать осложнений в семье, я продолжал ходить в церковь. Иногда во время утренней службы я решал математические задачки, иногда чертил какие-то узоры на карточках для обетов, иногда воображал, что нахожусь где-нибудь на краю земли или мчусь сквозь космическое пространство. Каждое посещение церкви было испытанием, но мне почти всегда удавалось придумать что-нибудь интересное, чтобы убить время. В первую воскресную службу после нашей с Полом беседы, когда дошла очередь до Символа веры, я страшно занервничал. Что подумает Пол, увидев, как я преспокойно читаю этот текст? Мне захотелось отвести взгляд, уставиться куда-нибудь в окно, но я, сам не знаю почему, смотрел прямо на Пола. Вот уже пропели "Славим Господа", сейчас начнется… Я открыл рот, чтобы произнести «Верую», как вдруг – что это? Пол, прочитав первую строку, подмигнул мне! Да-да, не моргнул, а именно подмигнул! Заметил ли это кто-нибудь еще? В тот момент, когда все вокруг бормотали слова "Который был зачат Духом Святым…", я подмигнул в ответ. В следующее воскресенье мы снова перемигнулись, и в последующее тоже, и еще, и еще… Это перемигивание стало для меня в церкви самым важным. Трудно прожить жизнь без Бога, и легче делается на душе, когда знаешь, что рядом с тобой – собрат по несчастью; легче делается на душе, когда есть такой вот отец Петтигрю, который подмигивает тебе, когда начинаешь читать Символ веры.
Еще несколько лет назад я с уверенностью сказал бы, что живу полнокровной жизнью, а теперь у меня осталась одна лишь семья. С ней-то и было связано мое последнее прозрение.
Вообще говоря, дела в семье даже начали поправляться. Женившись на Саре Луизе, я в течение десяти лет чувствовал себя ее мужем и только: все знали, что я происхожу из гораздо более низкого круга, чем она, и что своим благосостоянием я целиком и полностью обязан ее отцу. Однажды, когда я впал в тоску от мыслей о том, что живу иждивенцем, Сара Луиза купила мне открытку с надписью: "Дареному коню в зубы не смотрят". Открытку эту я положил себе в бумажник и каждый раз, доставая деньги, смотрел на нее. Я уже начал сомневаться в том, что смогу когда-нибудь привыкнуть к роли тени Сары Луизы, но тут ситуация начала меняться.
Прежде всего, умерла моя мать. Ее смерть не была для нас неожиданностью. Я запомнил тот вечер в пятьдесят седьмом, когда, вернувшись из Атланты, нашел маму на кухне за бутылкой виски. Тогда я подумал, что это она нарочно устраивает для меня такое представление: ведь она была готова на все, лишь бы я бросил Эрику и женился на Саре Луизе. В маминых чувствах я разобрался правильно, а вот насчет виски ошибся. Много лет она попивала втихомолку, и к тому времени, как отец рассказал мне об этом, меньше чем несколькими бутылками в неделю уже не обходилась. Порой ее начинала мучить совесть, и тогда мы устраивали ей курс лечения, но помогало это ненадолго. Когда мама отправлялась в больницу в последний раз, она выпивала, по нашим подсчетам, не меньше литра в день. Так она и лежала в больнице, томясь и слабея, пока в конце концов у нее не перестала работать печень.
Похоронив маму, я почти не сомневался, что теперь и отец точно так же покатится вниз: жизнь его казалась настолько серой и унылой, что, по моим представлениям, наслаждаться ею он никак не мог. Я заблуждался: оказалось, что у отца уже несколько лет была подруга, и теперь он начал появляться с ней на людях. Звали ее Кэтлин Доети; она была католичка, жила раньше в Чикаго, а потом каким-то образом очутилась в Нашвилле, где стала работать консультантом по инвестициям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150