Там было много чего, что мне хотелось примерить, и я все примерила. Я улыбалась женщине за прилавком, показывая ей на то, что я хочу, и она улыбалась в ответ, склоняясь над витриной. В антикварных драгоценностях самое привлекательное – не их историческая ценность, а то, что ты можешь их купить.
Я нашла папочку в главной галерее: он стоял, сердито уставясь на кошмарного Матисса. Посмотрев на его портфель, я поняла, что он купил мне каталог русских ювелирных украшений и еще каталог гравюр эпохи модерна.
– И где ты, по-твоему, находишься?
– Что-то не так, папочка? – Я прижалась к нему, обвив руками шею.
Он повернулся, сбросил мои руки.
– Это все игра, не так ли?
– О чем ты?
– Тебе ведь все равно. Картины, украшения, все едино, так? Какая разница, главное, что это дорого стоит, а ты можешь заставить меня это купить.
– Папочка, я там просто развлекалась. Мне нравится примерять вещи. Ты же знаешь.
Он пожал плечами.
– Почему бы тебе не подобрать нормальную гравюру, и мы бы отправились дальше.
Я настояла, чтобы отец пошел на аукцион один. А сама осталась дома с бабушкой и приняла участие в телефонных торгах: сперва билась со множеством покупателей, потом – с ним одним. Подозреваю, мы оба хотели понять, насколько он меня любит, точнее – во сколько, в долларах и центах, меня оценивает. Папочка – доктор, и потому научил меня мыслить конкретно.
Позже он говорил об ужасном состязании, в которое ему пришлось включиться. Он презирает телефонных участников аукциона. Они ведут себя безобразнее остальных, когда хотят что-то заполучить.
На том аукционе я познала цену вещам. На аукционе я получила все знания, необходимые чтобы управлять серьезным журналом.
Глория: Ваши любимые художники?
Претендент: Почти все американские художники, если вас это так интересует, я предпочитаю романтические пейзажи. Я специалист по опросам, мисс Грин. При вашем нынешнем рейтинге даже Эдлай Стивенсонкажется популярной фигурой. Я готова взяться за эту работу только потому, что ваш отец попросил об этом одолжении, а, как вы знаете, папе трудно отказать.
Глория: В офисе не я все решаю, вы понимаете.
Претендент: Но это ваш журнал, тем не менее. И каждый новый номер проигрывает «Вэнити Фэйр», «Интервью», «Энтертейнмент Уикли». Три четверти ваших читателей хотели бы видеть материалы о рискованных альпинистских экспедициях.
Глория: Об этом писало уже много журналов.
Претендент: А почему, как вы думаете, политики все время твердят одно и то же?
Глория: Как мои читатели отреагируют на историю об убийстве?
Претендент: Позитивно. Если она закончится исповедью.
Глория: А как насчет романа между видным хирургом и надменным специалистом по политическим опросам, которая по возрасту годится ему в дочери?
Претендент: Уж лучше это, чем все то, что вы публиковали в последнее время. Хотя некоторые составляющие пропущены. Кое-что из мыльной оперы. Например, дочь, влюбленная в отца, но побеждает специалист по опросам. Специалист по опросам всегда выходит победителем, Глория.
Я найму Мэдисон, даже если для папочки это всего лишь прихоть. Он говорит, что все зависит от сезона, и, разумеется, я понимаю, что зимой он просто предпочитает брюнеток. Папочка говорит, что я не должна ревновать. Я его дочь. Кровь важнее, чем сперма.
Все это можно было бы принять, если б только он не позволял Мэдисон подходить к телефону, когда она у него. Она отвечает фразой: «Резиденция доктора Грина». Разумеется, я всегда вешаю трубку.
Иногда мне кажется, что папочка не понимает, как он жесток к своей дочери. Я прощаю его, потому что он врач и его голова занята слишком многими вещами, а теперь еще ФБР посягает на его драгоценное время. Но когда я хочу поговорить с ним, в его доме какая-то женщина, она подходит к телефону, точно он принадлежит ей, а я не принадлежу никому, у меня вообще нет отца, и это ужасно, потому что я единственная, кто значил для него столько, сколько вообще должен значить для человека человек.
Из мести я включаю на автоответчике запись голоса Дона Ричарда и говорю папочке, что, может быть, скоро обручусь.
8
Теперь ФБР роется в нашем мусоре. Я вручаю им кучу отказных писем с вложенными конвертами, как они и пришли, но они подходят к своему заданию серьезно, и лишь агент Броди улыбается мне.
Они выглядят нелепо и понимают это, но к задачам правоохранительных органов относятся всерьез. Примерно неделю назад стажер из лос-анджелесского «Трансфера» попал в больницу после того, как отослал большое количество отказных писем. Ему промыли желудок и обнаружили изрядную дозу мышьяка. Это всего лишь вопрос времени: когда автор, уставший от постоянных отказов, начнет добавлять яд в клей на своих конвертах, чтобы уничтожить тех, кто отвергает его рукописи.
Вообще-то – чистой воды дарвинизм, борьба за выживание, как и любое продуманное преступление.
Вскоре после этого «Трансфер» получил письмо, где предупреждалось об опасности необдуманных отказов. Нам тоже прислали такое – плохо отксерокопированное, натюканное на печатной машинке со сбитыми «п» и «к». Оно было подписано «Почтальон-Потрошитель».
Журнальный мир – это нечто, которое невозможно понять, находясь вне его. Авторы – люди с неустойчивой психикой, потому-то они и пишут. Редактура может стать опасной профессией, и любой, лижущий конверты языком, заслуживает смерти.
Эммет бросает на меня странный раздраженный взгляд, когда я ему это говорю. Он осуществляет руководство операцией, включая титрование и прочие процедуры, которые я старалась забыть со времен колледжа. Они оккупировали комнату корреспонденции, превратив ее в лабораторию криминалистов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65