Я слишком запыхался, не смог ничего сказать, и только поднял правую руку, прося небольшой передышки. Винни привела меня в небольшое помещение, где на столе выстроились банки с мозгами. Рядом – вделанная раковина, кучи блокнотов и ряды приборов. Винни налила мне в бумажный стаканчик воды. Я постарался никак не связывать вкус водопроводной воды ни с видом мозгов, ни со стойким запахом консервантов и дезинфекции.
– Вы что, скрываетесь от меня? – спросил я. – Я оставляю записки, звоню.
– Не от вас, Джек, да и ни от кого конкретно.
– Почему же тогда вас так трудно найти?
– Это вообще характерно для двадцатого века, не правда ли?
– Что?
– Люди скрываются, даже если их никто не разыскивает.
– Вы действительно так считаете?
– Это же очевидно.
– Как насчет таблетки?
– Любопытный продукт технологии. Как называется?
– Дилар.
– Впервые слышу, – сказала она.
– Что вы можете о ней рассказать? Только постарайтесь особо не блистать интеллектом. Я еще не обедал.
Она покраснела.
– Это не таблетка в привычном смысле, – сказала она. – Это система подачи медикаментов. Она не сразу растворяется и не сразу выбрасывает свои ингредиенты. Само лекарство в диларе заключено в полимерную оболочку. Сквозь эту оболочку с точно рассчитанной скоростью просачивается вода из желудочно-кишечного тракта.
– Какова роль воды?
– В ней растворяется лекарство, заключенное в оболочку. Медленно, постепенно, полностью. Потом раствор вытекает из полимерной таблетки через одно-единственное отверстие. Тоже с точно рассчитанной скоростью.
– Это отверстие я заметил далеко не сразу.
– Потому что его просверлили лазером. Оно не только очень маленькое, но и просверлено потрясающе точно.
– Лазеры, полимеры.
– Я не разбираюсь ни в том, ни в другом, Джек, но могу вас заверить, что это замечательная миниатюрная система.
– И для чего нужна вся эта точность?
– По-моему, регулируемая дозировка должна устранить эффект случайности, обычный для пилюль и капсул. Лекарство поступает в организм с заданной скоростью продолжительный период времени. А потому не возникает типичная картина чередования чрезмерной и недостаточной дозировки. Лекарство действует равномерно, не бывает мощных волн, которые сменяются тоненькими струйками. Не бывает расстройства желудка, тошноты, рвоты, судорог в мышцах и так далее. Система эффективна.
– Я поражен. Даже дух захватывает. А что происходит с полимерной таблеткой после того, как из нее вытечет все лекарство?
– Самоуничтожается. Мгновенно схлопывается под воздействием собственного тяготения. Но это уже относится к физике. Пластиковая оболочка распадается на микроскопически малые частицы и сразу выводится из организма безвредным способом, освященным веками.
– Потрясающе. А теперь скажите мне, для чего предназначено это средство? Что такое дилар? Каков его химический состав?
– Не знаю, – ответила она.
– Наверняка знаете. Вы же блестящий ученый. Все так говорят.
– А что еще они могут сказать? Я занимаюсь биохимией нервной системы. Никто вообще не знает, что это такое.
– У других ученых есть некоторое представление. Наверняка. И они считают вас блестящей.
– Все мы блестящие. Насчет этого здесь существует договоренность, разве нет? Вы считаете меня блестящим ученым. Я считаю вас блестящим ученым. Это своего рода общинное самомнение.
– Меня никто блестящим не считает. Меня считают расчетливым. Все говорят, что я прибрал к рукам нечто особенное. Занял нишу, о существовании которой никто понятия не имел.
– Существуют ниши и для блестящих ученых. Настал мой черед, только и всего. К тому же у меня странное телосложение и странная походка. Не дай я им повода называть себя блестящим ученым, они бы говорили обо мне гадости. А это всем неприятно.
Она прижала к груди какие-то папки.
– Несомненно одно, Джек: препарат, содержащийся в диларе, действует на психику. Вероятно, предназначен для труднодоступных участков коры головного мозга. Посмотрите вокруг. Повсюду мозги. У акул, у китов, у дельфинов, у крупных обезьян. По своей сложности ни один не приближается к человеческому. Мозг человека – не моя специальность. О нем я располагаю лишь скудными практическими сведениями, но и они заставляют меня гордиться тем, что я американка. У вас в мозге триллион нейронов, а в каждом нейроне – десять тысяч маленьких дендритов. Эта система многосторонней связи впечатляет. Она похожа на галактику, которую можно подержать в руке, только более сложную, непостижимую.
– Почему же вы гордитесь тем, что вы американка?
– Мозг младенца развивается, реагируя на раздражители. А в раздражении нам пока нет равных на свете.
Я отпил глоток воды.
– Хотелось бы выяснить побольше, – сказала она. – Но я никак не могу точно установить тип этого лекарственного препарата. Одно могу сказать определенно. В продаже его нет.
– Но я нашел его в обычном аптечном пузырьке.
– Мне все равно, где вы его нашли. Я совершенно уверена, что распознала бы компоненты известного психотропного средства. Это неизвестный препарат.
Она стала поглядывать на дверь. Глаза у нее были ясные и испуганные. И тут я услышал шум в коридоре. Голоса, шарканье ног. Винни попятилась к задней двери. Мне вдруг захотелось еще раз увидеть, как она краснеет. Она убрала руку за спину, отперла дверь, поспешно повернулась и выбежала в дневную мглу. А я все пытался вспомнить что-нибудь смешное и сострить.
26
Я сидел в постели с конспектом по грамматике немецкого языка. Бабетта лежала на боку, уставившись на часы-приемник, и слушала звонки радиослушателей в эфир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114