Женщина провела их по каменной лестнице на второй этаж.
Ли поймала на себе взгляд Бена.
– В чем дело? – прошептала она.
– Я думал, что все понятно объяснил. Тебе полагается сидеть тихо и не высовываться.
– В таком случае как бы мы сюда попали?
– Я бы что-нибудь придумал.
– Пистолет ей к виску приставил?
– Может, и стоило бы, – пробормотал он.
Постучав в дверь, консьержка заглянула внутрь и выпалила что-то на итальянском так быстро, что Бен ничего не понял. Из комнаты ответил мужской голос:
– La Llewellyn? Qui?
Из кабинета вылетел круглый коротышка в темном костюме. Директор с энтузиазмом потряс руки гостям и велел консьержке принести кофе и печенье.
– Меня зовут Альберто Фабиани, – представился он, широко улыбаясь и не сводя глаз с Ли. – Маэстро, вы оказали нам великую честь. Чем могу служить?
Ли повторила, что им нужно поговорить с профессором Арно.
Директор замялся.
– Надеюсь, профессор не умер?
– Нет, нет, он жив-здоров, – поспешно заверил Фабиани, – Живет за городом, километрах в десяти отсюда. Я с удовольствием дам его адрес и телефон. Но должен вас предупредить… – Он помедлил. – Не могу сказать ничего плохого про Франческо Арно, когда-то его считали величайшим знатоком Моцарта. Однако с возрастом он… как бы помягче выразиться… стал несколько странным.
– В каком смысле «странным»? – поинтересовался Бен.
Фабиани пожал плечами.
– Убеждения у него странные. Мания, можно сказать. В последние годы профессор стал эксцентричным, часто ругался с коллегами… Честно говоря, в конце концов мой старый друг стал посмешищем всего института. Даже студенты его дразнили, обожали доводить до белого каления. Стоило профессору завестись, и он мог говорить часами, его лекции превратились в фарс… – Фабиани грустно улыбнулся. – Между нами говоря, я не очень-то расстроился, когда Арно объявил об уходе на пенсию.
– И в чем же стояли убеждения профессора? – спросил Бен.
Фабиани закатил глаза.
– Вы с ним сами поговорите, тогда узнаете.
ГЛАВА 26
Тем же утром
Австрия
В окнах закрытого бассейна виднелись заснеженные земли усадьбы и полоска соснового леса на горизонте.
Обнаженный мужчина подошел к краю трамплина и пару раз качнулся. Ростом он был почти шесть с половиной футов и весил двести шестьдесят фунтов – при этом на мощном теле не было ни грамма жира. Втянув воздух в легкие, здоровяк прыгнул вниз. Прыжок вышел безукоризненный, почти без всплеска. Ныряльщик ушел в глубину, вынырнул на поверхность и поплыл. Почти не запыхавшись, он сделал тридцать кругов, вылез из воды и подошел к стулу, где лежала аккуратно сложенная одежда.
Мужчина смахнул с лица рыжеватые волосы и потянулся за полотенцем. Вытираясь, он любовался своим подтянутым телом. На мускулистых руках и груди виднелись шрамы от ранений; девять пулевых и три ножевых. У каждого шрама была своя история, и ни один из тех, кто их оставил, не прожил после этого и трех минут.
Сорокатрехлетнего уроженца Лондона и бывшего солдата британской армии звали Джек Гласс.
Напившись, он иногда хвастал своими подвигами в легендарном британском спецназе и любил показывать вытатуированную на правом плече эмблему – кинжал с крылышками.
Правда состояла в том, что много лет назад в спецназ его не взяли. Психологическое тестирование выявило определенные черты характера, которые отнюдь не привели в восторг начальство. Непригодность подтвердилась, когда Джек попытался застрелить офицера, сообщившего ему эту новость. Гласса с позором отправили обратно в часть, судили и выгнали из армии.
Джек болтался без дела, деньги быстро закончились. Как и многие армейские отставники, он был вынужден перебиваться физическим трудом. Путь в охранные агентства был заказан из-за приговора военного трибунала.
Одним дождливым вечером в Лондоне Джек встретил в баре бывшего знакомого, который предложил полувоенную работу в Африке. Платили прекрасно, да и работенка была для Джека в самый раз. Он немедленно согласился и через три дня уже летел в Африку – чтобы никогда не вернуться в Британию.
Джек работал в Конго, Руанде и Либерии – на любого, кто платил больше остальных. Он подавлял антиправительственные восстания, сжигал школы, уничтожал деревни, убивал целые семьи, вовлеченные в кровавые межплеменные войны, – делал все, что говорили, брал наличные и не задавал вопросов.
Именно в Либерии ему изуродовали ухо: мочку оторвало пулей из АК-47. Стреляла чернокожая девчонка лет девяти-десяти, и это был последний патрон в магазине. Когда Джек схватился за ухо, девчонка бросила автомат и с воплями побежала в лес. Джек помчался следом, поймал, прижал коленом к земле, приставил штык к ребрам девчонки и медленно вогнал лезвие в грудь; детское тело перестало дергаться, и глаза постепенно потухли.
Он до сих пор помнил каждую деталь. Неплохо бы еще разок такое повторить.
После Африки Джек уехал в Боснию и занялся контрабандой оружия. Он больше не принимал участия в боевых действиях, стал носить деловой костюм и ходить с кейсом вместо автомата. Обычно кейс был наполнен деньгами. Оказывается, гораздо выгоднее заставить кого-то другого нажимать на спусковой крючок, чем стрелять самому. За два года Джек превратился в настоящего бизнесмена, завел множество связей и купался в деньгах. Тогда-то он и встретил на ярмарке оружия в Берлине австрийца Вернера Кролла.
Тридцатишестилетний Гласс стал личным секретарем и помощником Кролла. Джек уже привык к роскоши, но продажа «Калашниковых» воюющим племенам приносила гроши по сравнению с доходом Кролла. Лишь немногие избранные представляли, чем на самом деле занимается герр Кролл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92