Мадлен Лоран, двадцать шесть лет, француженка, замужем за Пьером Лораном, французским дипломатом, аккредитованным в Вене. Скандал аккуратно замяли. Люди Лорана очень настаивали на том, чтобы полицейские не болтали о связи Мадлен с англичанином Оливером Ллуэллином. Заплаканная свидетельница дала показания, которые впоследствии бесследно исчезли, прямо-таки растворились в воздухе. К тому времени в дело уже подшили отчет коронера, так что никто особо и не старался найти затерявшиеся документы. Никто, кроме Кински.
Когда он стал задавать вопросы, ему официально велели не совать нос куда не следует: ситуация щекотливая и дело закрыто. Через несколько дней он узнал, что дипломата отозвали из Австрии и на три года отправили с новым назначением черт знает куда. Ах да, в Венесуэлу. Кински потом долго не мог прийти в себя от злости.
Если это действительно та самая женщина, то что она делает в Вене? Приехала в гости к родственникам на Рождество? Не исключено. Вполне может быть, что ни в чем противозаконном она не замешана и он зря теряет время.
Вот только интуиция утверждала обратное. За двадцать шесть лет службы в полиции (причем первые девять – на беспокойных улицах коммунистического Восточного Берлина) Маркус Кински научился доверять интуиции.
Он вышел в туалет, заперся в кабинке и набрал номер, указанный на бланке меню.
Сержант неторопливо допивал кофе, когда хозяйка кафе громко спросила:
– Дамы и господа, здесь есть Мадлен Лоран? У меня для нее срочное сообщение. Нет?
Оглядев зал, хозяйка пожала плечами и вернулась к своим делам.
Женщина застыла, не успев пригубить какао, потом взяла себя в руки и, поставив недопитую чашку на столик, нервно огляделась. Кински усмехнулся, прикрываясь газетой: попалась!
Оставив недоеденное пирожное, женщина взяла шаль и сумочку, торопливо расплатилась и ушла.
Кински бросил на столик деньги и пошел следом. Она пробралась сквозь оживленную толпу и остановила такси. Сержанту преградила путь плотная масса человеческих тел, он сердито проталкивался вперед и уже был шагах в двадцати от беглянки, когда она села в машину. Мелькнула изящная ножка, дверца захлопнулась, и такси влилось в поток машин.
– Эх, чтоб тебя!
Кински вернулся в кафе и предъявил хозяйке удостоверение.
– Полиция. Пару минут назад отсюда вышла женщина. Она расплатилась кредитной карточкой. Мне нужно узнать имя на кредитке.
Хозяйка деловито просмотрела стопку квитанций и передала ему верхнюю.
Имя и подпись принадлежали вовсе не Мадлен Лоран. Женщину звали Эрика Манн.
ГЛАВА 9
Оксфордшир, Лэнгтон-холл
Несмотря на уговоры, Бен отказался оставить Ли на ночь без охраны, но не в спальне же с ней ночевать, и теперь сидел под дверью, в продуваемом сквозняками коридорчике, привалившись к стене.
Как странно. Когда-то они были так близки, а теперь она совсем рядом, спит в соседней комнате, но между ними пролегла пропасть. Странно и грустно.
Бен упорно бодрствовал часов до шести, не выпуская сигарету изо рта, и выкурил почти всю пачку.
За пыльным окном засветилась бледная заря. Он размышлял о вчерашнем телефонном звонке из полиции, снова и снова обдумывая все подробности. Квартиру Ли могли выпотрошить в любое время за последние пять дней: когда соседи вернулись из отпуска, то обнаружили, что дверь приоткрыта, увидели беспорядок и вызвали полицию.
На обычное ограбление не похоже: злоумышленники подняли ковры и даже доски пола, разнесли всю мебель по кусочкам, разрезали подушки – и ничего не взяли. Полиция обнаружила жемчужное ожерелье, золотые часы и сережки с алмазами на ночном столике, где их оставила Ли. Бред какой-то.
Бен встал, потянулся, свернул спальный мешок и пошел на первый этаж. Когда на кухне появилась дрожащая от холода, растрепанная Ли, вода уже вскипела. Они пили горячий кофе, изредка перебрасываясь короткими фразами, и смотрели, как за окном разгорается рассвет. Ли стиснула кружку ладонями, согревая пальцы. Судя по ее бледному виду, она ужасно устала.
– Что ты теперь будешь делать? – спросила Ли. – Побудешь со мной или позвонишь своим ребятам?
– Мне было бы спокойнее, если бы тебя охраняли профессионалы. Не могу же я постоянно сидеть с тобой двадцать четыре часа в сутки. – Бен помолчал. – Но мне хотелось бы знать, что происходит.
– Так ты остаешься?
Он кивнул.
– Пока да.
Она поставила кружку на стол.
– Хорошо. Тогда пойду-ка я распакую коробки, раз уж все равно здесь застряла. В доме жуткий холод, а там есть теплые вещи.
Бен принес еще дров и растопку из сарая, выгреб вчерашнюю золу из камина в кабинете и развел огонь. Оранжевые языки пламени с ревом взметнулись в дымоход.
Бен почувствовал за спиной какое-то движение.
– Что ты делаешь? – изумился он.
Ли перестала подпрыгивать.
– Вспомнила старые времена в Билт-Веллсе, – засмеялась она. – Отец тогда совсем на мели сидел и заставлял нас бегать и прыгать, чтобы поменьше тратить на отопление. Он уводил нас гулять, и, когда мы возвращались, раскрасневшиеся от мороза, холодный старый Дом казался теплым и уютным.
Бен подбросил в камин пару поленьев.
– Прямо как в армии. Там это называют «воспитание характера».
Ли посмотрела в окно: солнце уже поднялось над верхушками деревьев.
– А не пойти ли нам прогуляться? Я сто лет на улице не была. Не хочешь подышать свежим воздухом?
– Почему бы и нет? Заодно покажешь мне свои владения.
Ли заперла тяжелую дверь черного хода и положила ключ в карман замшевого пальто. Они молча шагали вниз по пологому склону, к лужайкам и декоративному прудику, за которым высился лес. Над засыпанной сухими листьями тропинкой, размякшей от зимних дождей, нависали вечнозеленые ветви лавровишни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92