- не
без сарказма спросил отец.
- Библейский мудрец под истиной подразумевал Бога, -
сказал Ричард. - А кое-кто, не поняв сути его мыслей,
истолковал их по другому, как свободу от любых мирских
условностей и морали. Так мы стали ведомством рыцарей плаща
и кинжала.
- И - инструментом еврейских монополий, - вдумчиво
резюмировал отец.
Ричард, ничего не ответив ему, отправился спать.
Поудобнее устраиваясь под периной в холодной комнате - отец
соблюдал немецкие традиции, считая, что здоровый сон
возможен только на свежем воздухе, он некоторое время
размышлял, профессионально препарируя полученную информацию.
Самым любопытным представлялся тот факт, что фамилия
Валленберг оказалась фикцией. Магический Рейх с его тайнами
интересовал его в степени весьма незначительной, если вообще
интересовал; а вот недвижимость в Германии, на которую он
мог претендовать, представлялась заманчивой целью, особенно
после того серьезного материального урона, что был нанесен
разводом по инициативе несносной Элизабет.
Возвращаясь же к мнению отца об Америке, он, не опровергавший
такового мнения, но, одновременно, и не соглашавшийся с ним
в силу определенных правил ведения диалога, сейчас, под
периной, с невольным одобрением кивнул, припоминая
критические доводы собеседника.
Он, Ричард Валленберг, тоже не любил Америку. Он знал,
кто ею правит. И ведал приемы, которыми правление
осуществляется. И испытывал органическую, хотя и
необъяснимую антипатию к евреям. Однако позволить себе какие-
либо комментарии в отличие от престарелого отца, кому и в
самом худшем случае выявления нацистского прошлого, спишется
все, не мог.
И поэтому, прежде чем впасть в очередное ночное забытье,
он, расчленяя фрагменты беседы, пытался выявить погрешности
своих реакций и высказываний, словно, попивая глинтвейн у
камина, находился под микроскопом, к чьему окуляру приник
внимательный и безжалостный глаз, схожий с тем, что был
изображен над усеченной пирамидой на купюре достоинством в
один доллар. Множество символов воплощала эта купюра, но
смысл их был открыт далеко не многим.
Смысл тринадцати звезд, тринадцати листов ветви, зажатой в
когтях орлана, как и тринадцати стрел; шести полос на щите и
девяти хвостовых перьях...
Снились же ему безликие коридоры ЦРУ, будто уходящие в какую-
то стерильную бесконечность, и он неторопливо шел ими,
поглядывая в стекла, где в близоруко-размытой дали пестрел
эксперимент смертного, гниющего мира.
Мы очень признательны руководителям средств массовой
информации... за то, что они в течение более, чем сорока лет
соблюдали предельную осторожность относительно освещения
нашей деятельности. Фактически, в противном случае мы просто
не смогли бы в течение всех этих лет осуществлять наши
проекты, если бы на нас было сосредоточено пристальное
внимание общественного мнения. Но сегодня мир более
совершенен и более предрасположен к созданию Единого
Мирового Правительства. Сверхнациональная власть
интеллектуальной элиты и мировых банкиров более
предпочтительна, нежели право народов на самоопределение,
которому мы следовали в течение веков.
Из Обращения Главы Трехсторонней комиссии
Дэвида Рокфеллера к представителям
средств массовой информации на
встрече Бильдербергского клуба.
Июнь 1991 г.
ИЗ ЖИЗНИ МИХАИЛА АВЕРИНА
Последнюю неделю Миша пребывал в состоянии удрученном, - одна за
другой наваливались проблемы, касающиеся и быта, и бизнеса.
На днях состоялся малоприятный разговор в немецких
городских инстанциях, претендовавших на помещение, в котором
располагался магазин в Карлсхорте, а также и на особняк, где
Михаил проживал, основательно уже обустроившись.
Относительно магазина тревожиться, в принципе, не приходилось: речь
шла всего лишь о новой арендной плате, возрастающей
пятикратно в сравнении с той, что Миша отстегивал армейским
чинам, кто волей-неволей передавал всю недвижимость
берлинскому муниципалитету согласно правительственным
соглашениям. Мишины интересы соглашениями, естественно, не
учитывались.
А вот с особняком дело обстояло куда напряженнее. Бывшие
его хозяева не объявлялись, что, конечно, радовало, но
власти от столь лакомого куска, чувствовалось, отказаться не
желали и, хотя Михаил предоставил чиновникам "ремонтный
счет", восприняли они его равнодушно, что являлось симптомом
тревожным - ибо, как ни крути, а силы муниципальной
адвокатуры представляли угрозу серьезную.
Бизнес тоже потихонечку увядал. Множество армейских частей
уже передислоцировалось в Россию, в оптовых магазинах на
Кантштрассе начал залеживаться товар, а действия полиции в
отношении "красной мафии" стали принимать характер
наиактивнейший.
На том же Кантштрассе происходили едва ли не ежедневные
проверки, выявляющие факты незаконной торговли газовым и
электрошоковым оружием, у продавцов требовались лицензии и
документы на право работы; ряд Мишиных дружков надолго и
прочно угодили в тюрьму за изготовление фальшивой валюты и
торговлю краденым товаром, а потому Михаил не без оснований
полагал, что волна полицейских репрессий вскоре докатится и
до захолустного Карлсхорста, где уже начались облавы на
нелегальных иммигрантов, проживающих в оставленных армией
квартирах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91