А потому все просматривалось как на ладони. Хасан побежал в сторону леса. Но вскоре повернул назад.
В растерянности мальчик метался, как зверь в западне. А Хусен стоял на месте и беззвучно плакал. Уж если Хасан не знал, что делать, а он-то и подавно…
– Это все из-за тебя, щербатый, – сказал старший брат, останавливаясь перед Хусеном. – Вот и сходили на могилу! Говорил тебе, на обратном пути, так нет…
Погрозив кулаком, он побежал к селу. На этот раз за ним помчался и Хусен. Братья бежали, не видя под собой земли, и вдруг Хусен остановился и радостно закричал:
– Хасан! Вон она где – лошадь!
Хасан растерянно смотрел туда, куда показывал брат. Отчаявшийся мальчик радостно засмеялся, и его заплаканные глаза засияли.
Оказывается, лошадь по привычке вышла на старую дорогу, на ту, что проходила через овраг, минуя вновь построенный мост: мол, всю жизнь обходилась без моста, а на старости лет и вовсе обойдусь.
И может, лошадь проехала бы через овраг и ушла далеко, но., на счастье, одно колесо арбы глубоко врезалось в глину, а сил у мерина не было, вот он и стоял на месте, понурив голову с отвислой, как у Сями, нижней губой.
Хасан радовался недолго. Через мгновение он уже колотил конягу и кричал:
– Ах, чтоб ты сдохла!
Мерин взмахнул головой и опять понурился, словно шейные позвонки у него переломаны.
Братья стали подгонять его, тянуть за подпруги. Мерин и сам силился сдвинуться с места, но ничего у него не выходило. И тогда, как бы поняв тщетность своих усилий, он снова безвольно опустил голову.
Долго бы им пришлось повозиться, да, на счастье, из лесу возвращался Сями. Переехав мост, он спешился и подошел к детям.
– Вы откуда едете? – спросил Сями.
– Ниоткуда! – смущенно опустил голову Хасан.
Стыдно ему было рассказывать о случившемся.
– А как же вы сюда угодили?
Ни Хасан, ни Хусен не ответили.
– Вон ведь мост рядом! Зачем было в овраг загонять беднягу? – не унимался Сями.
– Это не мы. Она сама…
– Что же, вожжей у вас нет?
– Мы на кладбище ходили… – вставил Хусен.
– А тебя не спрашивают, – оборвал брата Хасан.
Сями взялся за конец оглобли сзади.
– Ну-ка, подгоняйте лошадь! – сказал он и напрягся.
Колесо, что увязло до самой ступицы, стало подаваться. Лошадь потянула из последних сил. Арба вылезла. Хасан развернул ее. Сями удивленно посмотрел на мальчика.
– Вы разве не в село?
– Нет, мы в лес едем.
Подойдя поближе, Сями притянул Хасана к себе и, хотя вокруг никого не было, зашептал на ухо:
– Заедешь в Тэлги-балку, там по правую сторону дороги лежат нарубленные дрова, – он хихикнул. – Это я оставил. Забирай их.
– Мне чужие дрова не нужны, – замотал головой Хасан.
– Элмарза вчера ночью отобрал их у людей. Это не его дрова. Забирай их смело. Только никому не говори, что я тебе об этом сказал. Слышишь? Молчок! – и он приложил палец к губам.
– Элмарза поймает…
– Он в Пседах уехал. Вернется только вечером.
– Нет, нет, – снова замотал головой Хасан и тронул лошадь.
– Ну и дурак! – махнул рукой Сями.
Не успели братья доехать до леса, пошел дождь. Он уже больше двух недель висит тяжелой завесой над Алханчуртской долиной: то пойдет, то перестанет. Но на этот раз он, похоже, шутить не собирается. Делать нечего, назад поворачивать нельзя – нужны дрова.
– Хасан, ведь дождь идет… – Хусен посмотрел на брата с надеждой.
– Ну и пусть идет. От дождя еще никто не умирал, – ответил Хасан равнодушно.
Дрова, о которых говорил Сями, и правда лежали на месте. И почти у самой дороги. Чего проще, нагрузить их на арбу и без хлопот повернуть назад. Но мальчики не решались притронуться к чужому, так их с детства приучили. Только с жадной завистью посмотрели они на дрова и проехали мимо. Ребята были уже на опушке, когда дождь, сначала только смешавшись со снегом, постепенно совсем уступил свои владения белому вестнику зимы.
– Хасан, снег! Видишь, снег! – закричал Хусен.
– И чему ты радуешься?…
А разве не радостно? Первый снег – всегда счастье для детей. Сразу вспоминаются санки, ледяные горки и уж конечно не то, что, может, и на ноги надеть нечего.
Вот и Хусен радовался. Он тоже не думал ни о полуразутых ногах своих, ни о нетопленной комнате.
Хусен был еще в том возрасте, когда, несмотря на все беды жизни, думают больше об играх, чем о хлебе насущном.
В другое время и Хасан еще порадовался бы снегу. Но сейчас старший из братьев по-настоящему осознал себя главой семьи, хозяином. А для хозяина ранняя зима всегда некстати.
Снежинки пока еще не залеживались. Едва прикоснувшись к земле, они таяли и исчезали без следа, но падали очень густо. И все-таки Хасан взял топор и упрямо углубился в лес.
До чего же противно в такой день в лесу. После каждого удара топора с веток низвергается целый поток. Крупные капли, скользнув по мокрой шапке, скатываются за ворот.
Хусену его работа кажется еще тяжелее. Хасан стоит на одном месте и рубит, а ему надо перетаскивать дрова к арбе. Одежонка промокла до нитки, в чувяках хлюпает вода. Чтобы меньше ходить, Хусен дожидается, пока Хасан нарубит побольше дров. Но едва Хасан увидит, что брат стоит, сразу кричит:
– Не стой на одном месте, замерзнешь!
Потому он и сам работает без передышки.
Когда убили отца, дети плакали. Очень горько плакали, но тогда они еще не понимали, как он нужен им и какой трудной будет жизнь без него…
Сиротская доля день ото дня все больше и больше давала себя знать.
На минуту оторвавшись от работы, Хасан вдруг увидел, что склоны и впадины вокруг будто укрыты белым покрывалом. Занятый делом, он и не знал, как много снегу навалило, к тому же из лесной чащи не так все заметно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28