Он засыпал и, когда кто-нибудь случайно его задевал, мгновенно просыпался, сжимая рукой дуло автомата.
Тем временем в сарае совещались при керосиновой лампе. Когда капитан Поляк развернул карту, его покрытую веснушками руку сразу предупредительно осветили несколькими электрическими фонариками.
Опершись о столб, в шинели, наброшенной на сырой мундир, за спиной капитана стоял капрал Наруг. Волосы у него были так прилизаны, что даже слегка отсвечивали, и он не старался обратить на себя внимание. Совещание касалось офицерского состава, но присутствие капрала свидетельствовало, что он принадлежит к числу лиц, облеченных доверием.
– Сегодня ночью мы должны пройти вот здесь, – указал на карте направление капитан Поляк. – По проселочным дорогам! – Он поднял голову, чтобы удостовериться, все ли поняли, что в ходе передислокации возможны трудности, особенно для обоза, так как лошади измотаны вконец.
– Маршрут такой: Герден, Тиргоф. За три дня вся армия должна занять исходный рубеж по реке Одре, в районе города Целлин. Нашли?
Неожиданно он обернулся, почувствовав какой-то странный запах, заметил капрала и снова потянул носом воздух.
– Ты что, в парикмахерскую ходил?
– Нет, малость ополоснулся.
– Чем это так воняет?
– Трофейным немецким чаем, которым повар нас травит.
– «Wald und Wiese», – буркнул поручик Качмарек, – там больше всего сена.
Капитан обратился к офицерам.
– Советская Кавалерийская бригада днем сделает ложный бросок на север, чтобы немецкие летчики об этом доложили своему командованию, а мы тем временем, – добавил поручик, – скрытно выйдем к Одре.
– Никаких разговоров по радио, использовать только связных, – напомнил капитан, потирая рукой заросшую шею.
– Так точно! – отозвались голоса.
– Есть вопросы? Нет? Значит, все ясно.
Один за другим гасли карманные фонари. Зашелестела карта, засовываемая в планшет.
– Можете быть свободны.
Выждав, пока собравшиеся вышли, капитан повернулся к капралу. Рослый, крепко сбитый, Поляк молча возвышался в темноте над Войтеком, а это не предвещало ничего хорошего. Войтек не выдержал и начал первый:
– Гражданин капитан, я извиняюсь…
– Чего извиняешься? Ну чего? Когда ты прекратишь свои партизанские фортели?
– Клянусь богом, никогда, потому что они приносят пользу.
– Если бы не фронт и не этот мундир, знаешь… Я бы тебе морду набил.
Уловив нотку благожелательности в угрозе, капрал с внезапной готовностью подступил на полшага к капитану и подставил свою физиономию.
– Бей!
– Пошел к черту, Войтек! Мне не хочется, чтобы тебя убили.
– Мне тоже, – вытянулся капрал и, видя, что капитан постелил шинель на сене, собираясь вздремнуть перед ночным маршем, вполголоса добавил: – Спокойной ночи.
– Иди к черту! И разбуди меня через часок…
Наруг постоял еще с минуту, прислушиваясь к ровному басовитому похрапыванию командира. «Хороший мужик», – подумал он и осторожно прикрыл ворота сарая, вздрагивая от каждого скрипа.
Пройдя несколько шагов, он споткнулся о вытянутые ноги Залевского, однако тот даже не проснулся, только мотнул головой и громко проглотил слюну.
«Снятся ему детские забавы, – покачал головой, стоя над ним, Войтек. – Но глаз у него наметанный…»
– Чужие сны подглядываешь, Наруг? – услышал он позади голос поручика Качмарека.
– Да я так…
– Сосунок еще, – с познанским акцентом сказал тот, – а задиристый. Только ты его не очень-то укрощай.
– У меня и в мыслях этого не было! – встрепенулся капрал. – Надо только его немного осаживать, не то прихлопнут, как воробья.
Они пошли проверить обоз, ездовые уже грузили ящики с гранатами и густо подстилали себе солому. Марш маршем, а поспать не мешает.
Еще не взнузданные лошади пощипывали сухую траву, взмахивали головами, и незакрепленная сбруя глухо позвякивала. От навоза и конской мочи шел густой запах конюшни.
Отзвуки фронта по свежей росе разносились далеко во все стороны, а в небе время от времени вспыхивали зарницы.
Взошла луна. Во дворе посветлело. Проснувшиеся солдаты пили горький кофе, наливали его во фляги, дожидаясь построения. Унтеры, светя карманными фонариками, еще раз проверили, не затерялся ли где-нибудь ящик с боеприпасами или диск от автомата, отложенный в сторонку при чистке оружия.
Взводы выводили на дорогу. Старшина роты Валясек отдавал команды. Он покрикивал на ездовых. Это напоминало ободряющий лай овчарки, которая обходит своих овец.
Войтек, заложив руки за спину, критически оглядывал своих солдат, построенных в две шеренги. Лиц не было видно под касками, на которых лежали лунные блики, и казалось, они забрызганы известкой.
– Напоминаю. – Капрал склонил голову набок, искоса поглядывая на солдат, словно они уже провинились. – На марше не курить, не выходить из строя. Времени было достаточно, чтобы оправиться. Еще раз проверьте ноги: не сбились ли портянки. Все знают, что значит стереть на марше ноги. Еще успеете переобуться. Час марша, десять минут отдыха. Больных нет? Не вижу. Вопросы есть? Нет, – ответил он сам себе, не допуская никаких возражений.
Залевский не утерпел:
– Мы идем к Одре?
– Когда дойдешь, сам увидишь.
Внезапно его поразила игра лунного света на сапогах юного повстанца: опять не по уставу, опять этот юнец форсит.
– Залевский, ты получил ботинки с обмотками?
– Да.
– Тогда прибереги эти сапожки для бала, когда будешь с девочками танцевать! Через пять минут догонишь нас в ботинках и доложишь мне о выполнении приказа. Остальные, слушай мою команду: взвод, в колонну по четыре, направо, шагом марш!
Походная колонна двинулась, позвякивая амуницией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30