Ханс направился к выходу, но Джина задержала его со словами:
– Пусть эта ночь будет нашей, – и она показала Хансу ключ от номера.
– Это будет ночь нашего прощания? – грустно спросил он Джину.
– Может быть, – согласилась она.
– Мне будет очень тяжело без вас в Германии, – Ханс глубоко вздохнул. – Я никогда не смогу забыть вас, Джина.
Они вошли в лифт. Там Джина не могла удержаться и вновь обняла Ханса, осыпая жаркими поцелуями его лицо. Когда дверь лифта распахнулась и Джина выпустила Ханса из объятий, она с ужасом увидела направленный на них объектив фотоаппарата, который держал в руках Фелипе.
– Что ты скажешь мне на этот раз? – спросил он тихим голосом.
Некоторое время Фелипе стоял неподвижно, пронзая Джину презрительным взглядом, потом повернулся и быстро пошел по коридору по направлению к выходу.
Джина, словно очнувшись, бросилась следом и, догнав Фелипе, задержала его за рукав пиджака.
– Выслушай меня! – сказала она с мольбой в голосе.
– Мне незачем это делать! – ответил Фелипе, едва сдерживая душившее его бешенство.
– Мы просто хотели попрощаться, – пыталась оправдаться Джина. – Ханс скоро уедет в Германию.
– Хорошо же вы с ним прощались, нечего сказать! – на лице Фелипе появилась ироническая улыбка.
– Фелипе! – вмешался Ханс, который подошел к ним. – Джина решила остаться с вами. Она хочет сохранить семью.
– Какая к черту семья! – Фелипе бросил на соперника негодующий взгляд.
– Прости меня, Фелипе! – умоляла в отчаянии Джина.
– Вчера мы с тобой только впустую сотрясали воздух, – Фелипе так посмотрел на жену, что Джина невольно съежилась под его колким взглядом. – Я не напрасно подозревал, что ты насмехаешься надо мной. Но теперь этому пришел конец! Понятно?
Он бросил на Джину еще один уничтожающий взгляд и стремительным шагом направился по коридору к выходу.
Джина застыла на месте, словно пораженная ударом молнии. Потом, разрыдавшись, она бросилась к двери лифта и стала царапать ее ногтями.
Ее истерика длилась несколько минут, показавшихся Хансу вечностью. Затем рыдания прекратились, и Джина, ощутив внезапную слабость и странную тяжесть во всем теле, в изнеможении опустилась на пол.
Ханс осторожно приподнял ее, и взяв на руки, усадил Джину в стоявшее неподалеку кресло.
– Он ничего не понял, – Джина обхватила голову руками. – Я сама во всем виновата. Ради Бога, не надо так переживать, Ханс. Идем отсюда.
Джина поднялась с кресла и, опершись на руку Ханса, направилась к лифту.
Выйдя на улицу, они долго стояли у входа в гостиницу, не зная, как им поступить дальше. Джина долго думала о чем-то своем и наконец произнесла:
– Все-таки какой же Фелипе лицемер! Как он мог улыбаться мне, если знал, что я собираюсь встречаться с тобой?
– Он устроил нам ловушку, – задумчиво сказал Ханс.
– А я, как дурочка, попалась в нее, – продолжила его мысли Джина.
– Что он теперь намерен делать? – поинтересовался Ханс.
– Об этом я даже думать боюсь! Надо же додуматься прийти с фотоаппаратом! – Джина с негодованием передернула плечами. – Что теперь скажут дети? Надеюсь, Фелипе все-таки сообразит, что им не нужно ни о чем говорить.
Подъехав к дому, Фелипе долго не решался подняться к себе в квартиру. Он не знал, что говорить детям. Однако, решив, что, сидя в машине, он только напрасно теряет время, Фелипе вошел в подъезд.
Не успел он переступить порог квартиры, как к нему подбежала Джина Даниэла и стала спрашивать его, когда придет мама. Фелипе взял девочку на руки и отнес в детскую. Там он уложил ее в постель и долго сидел рядом. Сказав дочери, что мама останется на ночь у тети Даниэлы, Фелипе стал рассказывать ей сказку, чтобы она поскорее заснула. Наконец Джина Даниэла закрыла глаза, и Фелипе на цыпочках вышел из детской.
В эту ночь Фелипе так и не ложился спать. Он до утра просидел в гостиной.
На следующий день Херардо, взглянув на осунувшееся лицо друга, сразу понял, что произошла трагедия. Он не стал ни о чем спрашивать Фелипе, справедливо полагая, что тот все ему расскажет сам, если сочтет нужным.
Фелипе, действительно, скоро рассказал Херардо все подробности о событиях прошлой ночи. Несколько раз он прерывал свой рассказ, чтобы сдержать душившие его слезы. Он спрашивал у Херардо, что ему теперь говорить детям. Херардо, честно говоря, сам не знал, как поступать в таких случаях. Поэтому он почти все время молчал, лишь изредка прерывая печальный рассказ друга короткими замечаниями. Когда наконец Фелипе выговорился, Херардо сделал осторожную попытку удержать его от рокового решения:
– Что если вчера она действительно встречалась с Хансом в последний раз?
– Ей незачем с ним прощаться, – возразил Фелипе. – Если ей так хочется, пусть едет себе на здоровье в Германию. Я хочу развестись с ней, как принято в цивилизованном обществе. – Фелипе на минуту умолк, собираясь с мыслями. – Но дети в любом случае останутся со мной.
Херардо собрался что-то сказать в ответ, но не успел. В конторе появились Джина. На ее заплаканном, измученном лице тоже были видны следы бессонной ночи.
Она остановилась неподалеку от мужа, словно опасаясь подойти к нему, и тихо проговорила:
– Фелипе, я пришла просить у тебя прощения. Хочешь, я стану на колени?
– О каком прощении ты говоришь, – грустно спросил Фелипе, – если ты совсем потеряла совесть?
– Я понимаю, что я наделала, – голос Джины заглушили прерывистые рыдания, – но я не смогла устоять.
Фелипе сделал несколько быстрых шагов. Волна гнева опять поднималась в его душе. Он вплотную подошел к жене и проговорил, с трудом сдерживая себя, чтобы не сорваться на крик:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151