Жаркое дело!
– Я вам еще кружечку налью. Ишь, ведь, как будто гром! Выстрел за выстрелом…
– Бегу, тетка! Прощайте, благодарен за угощенье.
– На здоровье, Ганс, и да хранит вас Господь! Присылайте товарищей!
Солдат убегал, а на смену ему являлся другой; иногда они сталкивались у стойки, перебрасывались несколькими словами и быстро исчезали в темном отверстии низенькой двери, обитой войлоком.
Тетка Гильдебрандт старалась угодить всем. Не одна бочка пива вышла уже у ней за эти несколько тяжелых дней. Но всем было ясно в последнее время, что осаде города скоро конец и что он очутится во власти русских не сегодня завтра. Что же было жалеть накопленные припасы? Все равно русские солдаты, овладев городом, уничтожат все, что найдут, а заплатят ли – это еще одному Богу известно, потому что о русских говорят в городе разно, но огромное большинство граждан считает их грубыми и варварами.
У столика, придвинутого к самому очагу, расположилось несколько стариков, военные дела которым не под силу. Они остались в городе охранять имущество своих сражающихся сыновей, а по вечерам сходились в этой таверне, чтобы потолковать за кружкой пива и за блюдом горячей колбасы о судьбах Мариенбурга.
Но так как все давно уже было переговорено, так как осада длилась долго и ничего нового не случалось, то они сидели теперь молча, как бы погруженные в дрему, сиротливо опустив головы и изредка прихлебывая пиво из кружек.
При входе солдат они подымали головы и прислушивались к их переговорам с хозяйкой; но переговоры были все одни и те же, и старики очень скоро вновь погружались в свои думы.
Раз только их внимание было возбуждено появлением группы граждан с женами и детьми. Пришельцы были очень перепуганы: только что сорвало крышу с их дома попавшей в него бомбой, и они остались на ночь без крова. Это была большая семья, состоявшая из стариков-родителей и нескольких женатых сыновей. Все они решились покинуть осажденный город, потому что очень боялись попасться русским в руки.
Им отвели до утра комнату и кое-как устроили на ночь. Затем все опять стихло в таверне, и только время от времени раздавались отдаленные раскаты пушечных выстрелов.

II

В самом отдаленном, темном углу зала, низко опустив голову, точно придавленная этим черным от копоти низеньким потолком, сидела в старинном кресле с высокою спинкой молодая девушка и грустным взором глядела в окно, за которым царила осенняя ночь.
Порывы ветра проносились по улицам города, низко ползли черные тучи, из которых начинал накрапывать дождь. Где-то поблизости хлопала оторванная ветром ставня, лаяла привязанная на цепи собака, и лай ее, сначала заливистый и звонкий, переходил в протяжный, унылый вой.
Девушка вздрагивала, всматривалась в темноту расстилавшейся за окном черной ночи и снова погружалась в свои невеселые думы, пока не отворялась входная дверь и в темном отверстии ее не появлялся новый посетитель, на минутку урвавшийся со службы солдат, и не начинал обычных переговоров с теткой.
– Здравствуйте, тетушка Гильдебрандт.
– Здравствуйте, милый. Вам пива?
– Если будете так добры.
– Пейте на здоровье. Сегодня Кристьерн не приказал брать деньги с защитников нашего старого города.
– А-а! – радостно говорил солдат. – Нашему старому городу пришел конец, тетушка.
– Будто?
– Верно. Не знаю, долго ли мы продержимся. Наша передовая линия вынуждена была отступить. Русские войска подходят все ближе и ближе. Им конца нет! Наших мало. У русских свежие силы, мы устали. Завтра, вероятно, вы увидите в вашей таверне царских солдат. До свидания, тетушка, если еще когда-нибудь Бог приведет нам свидеться.
– Что это вы говорите, молодец? Да хранит вас Бог!
– И вас также, тетушка…
Солдат исчезал, и дверь закрывалась за ним.
Девушка встала со своего места и подошла к старухе.
– Не нужно ли вам помочь, тетушка? – спросила она мелодичным серебристым голоском.
– Нет, деточка… Я и одна справлюсь. Если ты устала, иди к себе в комнату.
– Я пойду. Спать мне не хочется, но я пойду почитать библию.
– Ступай, Марта, ступай!
Девушка ушла. Старики, сидевшие за столом у очага, поглядели ей вслед, и лица их оживились, когда Марта проходила мимо них и приветливо поклонилась.
Это была довольно полная девушка, с веселым выражением здорового, румяного, хотя несколько грубоватого лица, на котором светились ясные и задорные глазки. Она была небольшого роста, но хорошо сложена; несмотря на очевидную тоску, угнетавшую ее, от всей ее фигуры веяло жизнью, молодостью и здоровьем.
Тетка Гильдебрандт вышла из-за стойки, так как в течение более чем получаса никто не приходил больше в таверну, и подсела к столику своих гостей. Двое из них посторонились, чтобы дать ей место.
– Что это, – сказал один из них, – Марта сегодня как будто не в духе? Она всегда бывает такая веселая, болтливая, приветливая, а сегодня просидела весь вечер в углу…
– Да, – задумчиво о ответила старуха. – Она молода, и в ней много жизни. Она никогда не падает духом и умеет всех развеселить в доме. Когда Кристьерном овладевает злоба, она и его умеет смирять. Но сегодня ей, по-видимому, нездоровится с утра. Прошлой ночью она видела сон, который расстроил ее. Утром она сказала мне: «Тетушка, сегодня со мной должно что-то случиться: или очень хорошее, или очень дурное»…
– А что же ей снилось, тетушка Гильдебрандт? – спросил один из гостей.
– Что будто бы какой-то великан с огненными глазами схватил ее с постели и поднял ее высоко-высоко… А потом сам стал подыматься с ней под самые облака.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10