– Боже мой! – заорала я и помчалась в ванную. По дороге я споткнулась о телефонный провод, который так никто и не удосужился прибить к плинтусу. Стараясь сохранить свое имущество в неприкосновенности, я неловко переступила и, разумеется, упала, поскользнувшись на скользком ламинате.
– Камикадзе, – ядовито прокомментировал Пашка. Я скрылась в ванной, одарив его на прощание недобрым взглядом. Взгляд оценили. Когда я вышла из ванной в относительном порядке, на столе меня ожидала чашка кофе. В воздухе витал какой-то подозрительный запах. Я посмотрела на плиту и тяжело вздохнула: конечно, он не углядел за джезвой и упустил кофе. Плита была залита коричнево-черной жижей. Мыть времени уже не было. Я быстро залила плиту жидком чистящим средством, и на ходу влила в себя чашку кофе.
– Я побежал, – произнес Пашка, деловито чмокнув меня в щеку. – Ждать не буду, мне сегодня некогда.
– Подожди, – попробовала я его остановить, но он, махнув мне на прощание рукой, упорхнул как бабочка. Я невольно задумалась над сравнением и решила, что на бабочку Пашка как-то не очень тянет в виду своей внушительной коллекции. Впрочем, есть же толстые бабочки? Винный бражник, к примеру.
На скамейке перед домом сидел Толик, мой сосед по лестничной площадке и, задрав голову, смотрел в хмурое небо, с которого моросила скользкая холодная пакость в виде дождя. Впрочем, слово «смотрел» к Толику не очень подходило. Толик был слеп с рождения, что, впрочем, не мешало ему радоваться жизни. Я всерьез думала, что Толик в меня влюблен. Летом он подкладывал мне под дверь цветы, которые собирал прямо за домом, вечерами часто ждал меня с работы, сидя на лавочке, а утром вот…
– Здравствуй, Юля, – улыбнулся он, поворачиваясь к скрипнувшей двери.
– Как ты узнал, что это я? Я ведь даже рта не раскрыла, – осведомилась я.
– По шагам. Когда ты по лестнице спускаешься, у тебя каблучки цокают как крылышки стрекозы – тихо и деликатно. И потом, ты одна тут носишься по лестнице, как угорелая. Вряд ли кто из наших бабок побежит по лестнице, да еще и в каблуках.
– Ладно, Толик, я на остановку, – прервала его я. – Проспала я сегодня.
– Еще бы, – хитро оскалился он. – После вчерашнего то…
– Подслушивал что ли? – грозно спросила я.
– Я не подслушивал, я слышал. Почувствуй разницу. Сперва ругались, потом помирились… да только тебе не спалось. Носилась по квартире из угла в угол.
– Не спится тебе по ночам, – фыркнула я. Толик пожал плечами.
– Я живу в ночи. Разницы для меня нет почти никакой, разве что в звуках и запахах. Ты почитаешь мне сегодня?
– Не знаю, – засомневалась я. – Как время будет.
– Мать в ночную сегодня. Если опять будешь носиться по квартире без сна, приходи ко мне. Все лучше, чем чушью голову забивать.
– Я подумаю, пообещала я и понеслась к остановке, благо та была прямо за домом. Мне повезло, на автобус я успела и через двадцать минут уже выходила на своей остановке, прямо напротив редакции. На этом мое везение не кончилось. Шефа на работе еще не было. Я успела влететь в свой кабинет, поздороваться с присутствующими и рухнуть перед своим компьютером, когда явился мой непосредственный начальник, как обычно с двусмысленным оскалом, обнажающим кривые обломанные зубы. Шеф напоминал мне шакала Табаки из мультфильма про Маугли. Во всяком случае, он был такого же пегого цвета, так же подхалимски приседал перед учредителем и так же делал пакости исподтишка. На открытую конфронтацию со мной он не отваживался после жуткого скандала, который я ему закатила в ответ на неуместное замечание. Теперь он просто заглядывал ко мне в кабинет, редко удостоив вежливым приветствием. Я тоже принципиально не здоровалась первой, поскольку шефа не боялась, а на его доброе отношение мне было наплевать.
Шеф подошел к сидевшему за моей спиной дизайнеру Ромке и, скривившись, уставился в его монитор. Ромка тоже не удостоил шефа вниманием. Придраться к нему было проблематично. Когда на Ромку накатывала волна творчества, работал он так, что заказчики ахали. Я в такие моменты не скупилась на комплименты, от которых Ромка надувал грудь колесом и распускал хвост. Шеф сунул в рот сигарету и молча смотрел в монитор. Ромка не выдержал, закрыл файл и вышел из комнаты. Шеф последовал вслед за ним.
– Вот и поговорили, – фыркнула я. Сидевшая в углу Ленка, наш корректор, подняла голову от текста, который правила в тот момент.
– Чего он хотел то? – спросила она.
– Вселенской любви, – скривилась я.
– От кого?
– От тебя, видимо. Я ему уже отказала, а ты еще не охвачена его африканской страстью.
Ленка закатила глаза, демонстрируя, в какой восторг ее приведет плотное общение с шефом. Я скорбно кивнула.
– Ты обратила внимание, как от него воняет? – спросила Ленка. – Почему? Он же не в свинарнике живет.
– Он по жизни свинья, – резюмировала я. – Он как чукча, не моется принципиально, раз в год разбегается и колотится о стенку, чтобы грязь отвалилась. А чтобы не воняло, поливает себя мерзкой туалетной водой, что в сочетании с грязью пахнет и вовсе отвратительно. Барахло свое он, по-моему, тоже не стирает. Ты видишь, что он в одной и той же рубашке ходит на работу уже вторую неделю?
– Не обратила внимания. А ты, выходит, обратила? – ухмыльнулась Ленка. Я помахала в воздухе записной книжкой, в которую записывала все свои впечатления, касаемые редакции.
– Все его грешки запечатлены у меня на скрижалях.
Дверь открылась, и мы замолчали, впрочем, совершенно напрасно. В дверь вошла Анька, наша секретарша и по совместительству пассия Ромки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17