Я сказал ему, что на первый случаи нам предстоит смоделировать процесс деления амебы и записать биомагнигную характеристику митоза.
- Тривиально. Но если этой чепухе придать математическое выражение...
По правде говоря, мне даже не так важно было объяснение процесса, то есть понимание причин и следствий. Мне достало бы малого - даже пусть научно не объясненной характеристики жизни! Я хотел иметь ее в своих руках - эту Кащееву сказку. И если не на острие иглы,- по крайней мере в виде смоделированной электромагнитной волны - на ленте или на пластинке.
В институте недавно установили новейший спектрограф-ЯРМ. Это нам было очень на руку.
Каждый атом имеет свой цвет, свой спектр частот, излучает илтг поглощает свою длину волны,- каждый атом имеет свою визитную карточку из того невидимого мира. Если на вещество направить многочастотный электромагнитный луч, то каждый атом, как струна скрипки, отзовется на свою частоту.
- Рыбак рыбака видит издалека,- комментировал Лео это явление, рассказывая в порыве благодушной болтливости уборщице о наших опытах.
Спектрограф может прочесть строение любой молекулы. Но нам нужна была не кривая статус кво, нам нужна была динамическая кривая - кривая жизнедеятельности.
Идея пришла Лео.
- Нужна телевизионная развертка,- сказал он.- Нужно ее пришлепать к этому гробу (то есть к ядерномагнитному спектрографу).
Это была простая и потому блестящая идея. Лучик электронно-магнитной трубки, как в телевизоре, должен снимать кадр за кадром мгновенные измененияспектральпой картины живого. И все это должно было записываться на биомагнитную ленту.
Теперь мы, как взломщики сейфов, вечерами проникали в лабораторию ЯРМ. Впрочем, на удивление, пропускали нас свободно. Ночные вахтеры (тетя Даша или тетя Фрося) заговорщически поглядывали на нас, прятали улыбку и... вручали ключи.
- Были - не были. Чтобы комар носа не подточил.
Уже много позже я понял причину такого легкомыслия вахтеров. Филин. Сам наш милейший директор.
Лео пристроил к ЯРМу телевизионную трубку с цветными фильтрами (последнее из чистого пижонства). Наш спектрограф был способен улавливать энергию квантов, различающуюся на одну биллионную долю,- такова была его разрешающая способность. Он мог регистрировать сигналы с частотой в несколько десятков миллиардов колебаний. Этого было достаточно, чтобы обнять картину изменений жизнедеятельности в процессе митоза.
Немало пришлось повозиться, пока запаяли субстрат с амебами в стеклянную трубочку.
На круглом, как иллюминатор, экране вспыхивали искры - голубые, оранжевые, зеленые. Они перемежались и гасли - как в бокале хорошего вина.
Потрескивал моторчик, утробно-глухо гудел аппарат. Щелкали тумблеры. Самописец, как паучья лапка, нервно выплясывал молниеобразные кривые, а электронный лучик, суетясь, спешил записать ту же кривую на биомагнитную ленту - остановить мгновения!
Все ярче вспыхивали искры. Вырастали, ветвились деревья огня и опадали.
- Пляска святого Витта! И это называется жизнь? - Лео провел ладонью по мягкому белесому ежику своих волос, довольный результатом. Он стоял потный, губы его лоснились счастливой улыбкой. Он был, как язычник у жертвенника.- В сущности вся музыка сводится к этому твисту.
Пляска нарастала.
Наступали секунды деления.
Ураган огня взметнулся по экрану.
И все улеглось.
Я сбегал в гастроном за колбасой. Лео вскипятил в колбе чай. Мы пили чай. Блуждали по экрану огоньки.
Тлели, разгорались, мерцали... Все ярче, все выше... Брызнули цветные фонтанчики... Все повторялось... В том же духе.
Наконец мы сняли ленту. У нас в руках была "магнитограмма" жизни. Мы не знали, что она такое. Но она была у нас в руках! Мы владели той загадочной субстанцией, которая несет в себе преемственность биологического опыта поколений. Благодаря ей в комочке слизи начинает пульсировать жизнь и репродуцировать самое себя.
И вдруг я подумал, что все то, что мы делаем,- бред параноика. Ведь с помощью телевизионного лучика мы снимаем процесс импульсивно. И если на экране эта прерывистость, это мелькание незаметны, то надо благодарить устройство нашего глаза. И только. И полученная нами кривая никакая не линия жизни, а-пунктир.
А там - между черточками,- по-прежнему, дразнясь и юродствуя, кривляется бессмертная смерть. Ларчик опять захлопнулся перед самым носом.
"Человеку ничего не остается, как гордо скрестить на груди бесполезные руки",- вспомнились тургеневские слова.
Лео аппетитно жевал бутерброд с толсто отрезанным ломтем языковой колбасы и прихлебывал чай из мензурки.
Я сказал ему о своих сомнениях.
- Порядок,-махнул он рукой.-Жизнь и есть пунктир, а не линия. Электроны излучают энергию, только перескакивая, как тебе известно, с одной орбиты на другую... Кванты. Мы квантуемся.- И хохотнул, смахнув крошки.
Иногда Лео пропадал на двое-трое суток.
Как-то после такого отсутствия он ввалился в болотных сапогах, со спиннингом и вздрагивающими пятнистыми рыбинами в кожаной сумке. Рыбу он швырнул в холодильник.
Я и не подозревал, что за ним водятся такие страсти. Оказывается, он частенько выезжал на своих "Жигулях" на быструю и прозрачную Порожь. Со спиннингом шел к бурной каменистой протоке.
- Тихая заводь не по мне. Мне давай борьбу, Заглотлет блесну - и пошло, поехало, подсеку. И наматываю. А сам пальцем чую ее, голубушку. Каждое ее трепыхание, уверточки. И вдруг-рывок. Стравлю чуток. Перехожу с камня на камень. Наматываю. Обессилит-опять. На пальце держу. Пока опять не потащит. Опущу... И опять... Но все это цветочки. А вот предсмертное отчаяние ее возьмет, тут держись!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35