Какую реальность ты подразумеваешь: реальность веры или реальность жизни? – спросил в свою очередь пастор.– Разве их нельзя как-то объединить?– Весьма трудно, дорогой Антс. Ясно лишь одно – люди только и делают, что пытаются сочетать две означенные реальности. Однако свершить сие не легче, чем развести огонь в воде. Ты, может быть, слышал, что какой-то древний грек изобрел некогда жидкий огонь, но нигде я не читал о том, чтобы в Греции открыли средство сочетать реальность веры с реальностью жизни. Если же такое сочетание действительно когда-либо наблюдалось, то во всяком случае оно было не настоящим, ибо в те времена еще не ведали истинной веры. Истинная вера возникла именно вследствие гибели Греции вместе с ее жидким огнем. Стоит проследить с той поры развитие веры и жизни, как не останется сомнения, что чем ближе вера к истине и чистоте, чем ближе у нее способности даровать блаженство, тем дальше она от жизни. У блаженства, которое заключено в самой вере и которое сопутствует ей, нет ничего общего с жизнью, ибо блаженство – на небесах, а жизнь – на земле. Верить не имело бы смысла, не будь вечного блаженства. Жизнь требует себе всего того, что можно испробовать, почувствовать, измерить и взвесить, к вере же относится то, чего не в состоянии постичь ни чувством, ни мыслью, а потому благо самой веры находится или по ту, или по эту сторону жизни. И спроси у нас сейчас, – это, так сказать, между нами, – уверены ли мы в том, что блаженство, сулимое верой, поистине существует, волей-неволей мы вынуждены были бы ответить: для того чтобы твердо уверовать в блаженство, надо его обрести, и, значит, оно должно пребывать у нас на земле. Но это противоречит вере, по которой блаженство только на небесах, а отнюдь не на земле и не для живого человека, а только для мертвых.– Дорогой пастырь, – промолвил тут Антс, – я вынужден тебя перебить, иначе я забуду сказать, что вертится у меня на языке. Ты говоришь, что поверить в блаженство очень трудно, что сперва нужно его обрести, лишь тогда поверишь. Так это или нет?– Почти, но не совсем, дорогой Антс.– Все-таки почти?– Пожалуй.– Довольно и того, большего мне не надо. Стало быть, если кто-нибудь верит, что он человек, значит ему нужно было уже и раньше быть человеком, хотя бы самую малость.– Малость нужно было.– А может ли собака или лошадь верить, что она человек?– Животные лишены веры, дорогой Антс.– Почему?– Вера пребывает только там, где есть живая и вечная душа.– Разве у животных нет вечной души?– Нет, дорогой Антс.– Наверняка?– Наверняка, поскольку мы верим в искупление грехов, в спасение души.– Но в таком случае Юрка из Самого Пекла – настоящий Нечистый, который влез в человеческую шкуру, чтобы здесь, на земле, спасти душу.– Как так? – изумленно спросил пастор, не поняв головокружительной логики Антса.– Конечно же! – воскликнул Антс. – Раз собака или лошадь не может верить в то, что она человек, то возможно ли человеку верить в то, что он Нечистый? А Юрка верит в это нерушимо, верит настолько твердо, что, обуреваемый такой верой, он должен-таки быть на самом деле Нечистым.– Нет, дорогой Антс. Тут ты ошибаешься.– Значит, лошади труднее почесть себя человеком, чем человеку Нечистым?– Безусловно труднее.– Но ведь мы уже давно живем бок о бок с лошадью, в то время как…– Ничего не значит, дорогой Антс.– …в то время как Нечистого редко кто видел.– В том-то вся и суть: не видел – уверуешь, а увидишь – не поверишь. Кроме того, ты забываешь, что наше духовное родство с Нечистым гораздо больше, чем с животными: у обоих – у человека и Нечистого – вечная душа, только с той разницей, что душа последнего не обретет спасения.– Ну, а если он, как человек, поверит в искупление грехов?– Однако он не верит. Ведь Юрка говорит, что искупление, мол, в расчет не принимается.– Итак, Юрке тоже не обрести блаженства?– Без веры в искупление – нет.– Стало быть, ему не обрести его, будь он хоть настоящим Нечистым, сошедшим ради этого на землю?– Нет, все равно не обрести.Это и было по сути то, что хотел выяснить Антс: если Юрка действительно Нечистый и тянется к блаженству, то обретет он его или нет? Ведь раз он не сможет спастись, значит люди благодаря искуплению грехов попадут в рай, и, будь Юрка хоть трижды Нечистый, – Антсу от этого ни жарко, ни холодно. Сейчас Юрка арендует у него Самое Пекло, этого для начала хватит. Что касается искупления грехов, в которое надо верить, иначе можно очутиться у Юрки в аду, так это Антса не особенно заботило. Он, правда, не очень-то набожен, но у него хватит смекалки, чтобы незадолго до смерти серьезно подумать об искуплении грехов. Ведь вся соль в том, как ты ведешь себя перед смертью: веришь или нет.Итак, Антс спокойно отправился домой, и уже по дороге стал прикидывать, как бы получше использовать величайшую Юркину трудоспособность: запрячь ли его целиком в работу в усадьбе, которая принадлежит теперь ему, Антсу, или время от времени гонять этого арендатора туда, где в нем будет надобность? Посетив Юрку и разговорившись с ним, Антс попытался узнать, долго ли тот думает оставаться в Самом Пекле.– Пока не обрету блаженства, – отвечал Юрка.– А если вовсе не обретешь? – усмехнулся Антс, как будто переча назло.– Обрету, – решительно подтвердил Юрка.– И вернешься после этого обратно в ад? Так, что ли?– Конечно.– А вдруг в аду выяснится, что ты не обрел спасения души, тогда что?– Вернусь на землю.– Снова сюда, в усадьбу?– Нет не сюда, потому что здесь блаженства не обрести.– Куда же ты подашься?– Куда Петр направит. Может быть, в усадьбу Хитрого Антса.– Так ведь там опять-таки я.– Ты к тому времени умрешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74