Ведь для последнего железная проволока – твердый предмет, для электричества же – просто дырка в воздухе. В свою очередь воздух для человека – напиток столь божественный, что, видя воздушные массы, люди называют их небесами. А вот для электричества – воздух тверд, как скала, которую приходится с грохотом разрушать, чтобы пробиться сквозь нее.И знает ли кто-нибудь, почему на самом деле электричество с таким ужасным треском раскалывает воздух? Разве тут не та же цель, ясная и понятная, как и у человека, дробящего скалы? И не в том лишь тут разница, что человеку непонятно назначение разрушительной деятельности электричества, а электричеству не постичь человека, когда тот трудится над сокрушением скал? Так они оба и проживают рядышком – именно проживают! Ибо кто сможет доказать, что электричество не такое же живое существо, как человек? Мы пользуемся электричеством, но нас оно не использует… Так ли это? Может быть, именно электричество понуждает нас делать то, что мы свершаем? Может быть, ни один человек не желает войны, – воевать заставляет его электричество, которому нравится играть с людьми? Не оно ли вынуждает бедную скотинку – человека – исследовать и самого себя и прочие вещи, вынуждает строить большие дома и мосты, создавать машины и мебель, картины и скульптуры, книги и музыку, а через мгновение заставляет все это уничтожать? Весь наш тысячелетний труд разваливается, как детский карточный домик, и, возможно, лишь потому, что мы не понимаем электричества, считая его бог весть чем. А оно просто живое существо, которое откалывает с человеком, мнящим себя великим и мудрым, глупую шутку, – ибо, возможно, электричество считает нас, как и мы его, неживой природой. И это не так уж нелепо, ибо если бросить взгляд на историю человечества, обозревая подъем и упадок народов и культуры, то разве не возникает в нас самих ощущение, что человек поступает так же, как ветер и вода, которые громоздят горы и размывают долины, или как жара и мороз, которые расширяют тела и разрушают их, не умея объяснить, зачем и для чего.А что, если за человеческой деятельностью наблюдает такое могущественное и вечное существо, как электричество? Оно скачет на. сполохах северного сияния, ему известны не только дела и творения людские, а все слои и пещеры земного шара, и не нужно электричеству рыть землю, ни единой лопаты земли не надо выбрасывать, чтобы исследовать недра. В глазах такого существа человек бестолковее кузнечика или ветра, огня или воды. Потому что можно понять того, кто разрушает – только разрушает; можно понять и того, кто созидает – только созидает, – но нельзя понять существа, которое сегодня строит, завтра крушит, а послезавтра снова воздвигает то же самое. Тот, кто поступает таким образом, лишен рассудка, наподобие окружающей его природы; а если он все же обладает разумом, то разум этот должен быть чем-то вроде переменного электрического тока. Глава одиннадцатая Пустившись в подобные размышления, Антс решил, что стоит заняться более глубоким исследованием вопроса. Ведь ничтожно мало зная о так называемой неживой природе, много ли может человек знать о жизни Нечистого? Нечистый – нечто живое. Антс в этом не сомневался. С целью внести в вопрос ясность и вызвать появление новых мыслей, он принялся читать книги – большие и маленькие. За последнее время наша литература развивалась настолько бурно, что Антс именно с нее и начал свои исследования. Но ничего, напоминавшего Нечистого, он в литературе не нашел. Нигде он не встретил столь безрассудной дерзости и сумасбродной нелепости. Все тут было красивым и благородным, величавым и героическим, идеально реальным и реально идеальным – смотря по тому, кто и каким путем все воспринимал, чувствовал и видел. Главное – видел, ибо все на свете зависит от того, откуда или как смотреть. Стол – это узкая полоса, если смотреть на него с краю; палка – это точка, если смотреть на нее с одного конца. И кто может с уверенностью сказать, когда именно широкий стол становится узкой полоской, а длинная палка – круглой точкой, и наоборот?Однако нашлись-таки два писателя, привлекшие внимание Антса. Один писатель создавал из лирических вещей эпические, из эпических романтические, из романтических драматические – и наоборот. Это как будто напоминало Юрку: Нечистый, человек, блаженство, или: блаженство, человек, Нечистый. Не совсем, правда, но немножко было похоже, – как переменный ток в электричестве. Другой писатель прямо говорил о Нечистом, но у него не было ни малейшего намека на то, что Юрка выходец из ада, что, обретя на земле блаженство, он устремится обратно в ад. После этого Антс задумал обратиться к иностранной литературе. Однако знатоки единодушно отсоветовали ему это: в последнее время иностранная литература находится, дескать, целиком под влиянием отечественной литературы. Вот если Антс примется изучать древние-предревние книги, тогда, мол, другое дело. Но к последним Антса не тянуло, потому что больше всего остального он любил современность: ведь важнейшая цель и благороднейшее призвание мировой истории заключалось в появлении на свет его, Антса, который боится Нечистого.Для того чтобы доподлинно узнать, содержится ли в книгах что-либо интересное о Нечистом, Антсу достаточно было обратиться к пастору. Кто же, как не пастор, должен уметь разбираться в старинных фолиантах. Антс так и сделал, спросив, разумеется, осторожно и с подходцем: не покоится ли Юркина непоколебимая вера в то, что он Нечистый, на какой-нибудь реальной основе?– Что ты понимаешь под реальностью, дорогой Антс?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74