И мое намерение - после публикации
рассказа - отправиться на Понапе, к группе Нан-Матал, на тот островок, под
хмурыми стенами которого скрывается загадка, которую искал и нашел
Трокмартин - и которая искала и нашла его самого!
Я оставляю копию карты, данной мне Трокмартином. А также его чертеж
большого двора Нан-Танаха, где указано расположение лунной двери,
приблизительное местонахождение лунного бассейна, прохода к нему и
примерное расположение сверкающих шаров. Если я не вернусь и найдутся
такие, кто поверит моему рассказу, у кого хватит научной любознательности
и храбрости, чтобы последовать за мной, эти схемы дадут им верный след.
А теперь я обращаюсь к самому рассказу.
В течение шести месяцев я находился на островах Д'Антркасто, собирая
данные для заключительных глав своей книги "Флора вулканических островов
южной части Тихого океана". Накануне я добрался до Порт-Морсби и
благополучно погрузил свои образцы на борт "Южной королевы". И теперь,
сидя ранним утром на верхней палубе, с тоской думал о многих лигах,
отделяющих меня от Мельбурна, и еще больших - между Мельбурном и
Нью-Йорком.
Желтое утро Папуа - в такое утро Папуа проявляет свое самое мрачное и
злобное расположение духа. Небо - горящая охра. Над островами нависает
угрюмый, безжалостный, пагубный дух; их заполняет угроза скрытых,
затаившихся, злобных сил, ждущих освобождения. Кажется, это излучения
самого неприрученного злого сердца Папуа - зловещего, даже когда оно
улыбается. Время от времени ветер доносил дыхание неисследованных
джунглей, полное незнакомых запахов, загадочное и угрожающее.
В такое утро Папуа говорит вам о своей бесконечной древности и силе.
Я не чрезмерно впечатлителен, но такое утро заставляет меня вздрагивать -
я упоминаю об этом, потому что это непосредственно связано с судьбой
доктора Трокмартина. Такое настроение присуще не только Папуа. Я ощущал
его на Новой Гвинее, в Австралии, на Каролинских и Соломоновых островах.
Но наиболее ярко оно проявляется именно на Папуа. Оно как будто говорит:
"Я сама древность; я свидетель рождения земли; я свидетель рождения и
смерти рас; смотри: в моей груди сокрыты тайны, которые сожгут вас, дети
изнеженного века. Мы с вами не можем сосуществовать в одном и том же мире,
и все же я есть и вечно буду! Никогда не постигнете вы моей сути, и я
ненавижу вас, хотя и терплю. Терплю - но долго ли еще буду терпеть?"
В такие мгновения мне кажется, что я вижу, как гигантская лапа,
протянувшаяся с Папуа, вытягивает и втягивает чудовищные когти.
Все ощущают это настроение Папуа. В ее жителях оно всегда сокрыто,
оно часть их души; неожиданно и мгновенно проявляется, как дух чуждой
вселенной, так же неожиданно и мгновенно исчезает.
Я боролся с Папуа, как каждый белый это делает в такое утро. И увидел
высокого человека, идущего по пирсу. За ним мальчишка капа-капа нес новый
чемодан. Что-то в этом высоком человеке показалось мне знакомым. Дойдя до
трапа, он поднял голову, посмотрел мне прямо в глаза и махнул рукой. Это
был доктор Трокмартин!
Удивившись его неожиданному появлению, я одновременно испытал...
неприятный шок. Это, несомненно, был Трокмартин, но было какое-то
беспокоящее различие между ним и тем человеком, которого я так хорошо знал
и с которым распрощался меньше года назад. В то время, как вы знаете, ему
едва перевалило за сорок; худощавый, стройный, мускулистый, с лицом
ученого и искателя. На лице всегда выражение сдержанного энтузиазма,
интеллектуальной остроты, постоянного... как бы это назвать... поиска.
Вечно ищущий разум четко отпечатался в выражении его лица.
Я попытался объяснить себе, что же так поразило меня в этом кратком
приветствии. Заторопившись на нижнюю палубу, я обнаружил так Трокмартина в
обществе начальника хозяйственной части. Когда я заговорил, он повернулся
и протянул руку - и тут я увидел происшедшее в нем изменение!
Разумеется, он увидел по выражению моего лица, какой шок я испытал.
Он резко отвернулся к моряку, потом заторопился в свою каюту, оставив меня
ошеломленным.
У трапа он повернулся.
- Да, Гудвин, - сказал он, - увидимся позже. Сейчас мне как раз нужно
кое-что срочно записать до отправления...
И он быстро ушел.
- Странный парень, да? - сказал моряк. - Хорошо знаете его, сэр?
Похоже, он вас удивил.
Я что-то ответил и медленно направился к своему креслу. Я пытался
проанализировать, что же так поразило меня, что изменилось в Трокмартине.
И тут я понял. Как будто этот человек испытал сильнейшее потрясение
одновременно от ужаса и восторга, какая-то душевная катастрофа изменила
его лицо, наложив на него отпечаток радости и страха. Как будто небесный
экстаз и адский ужас пришли к нему одновременно, рука об руку, захватили
его, посмотрели ему в глаза и, уходя, оставили на его лице свой
неизгладимый отпечаток.
Я то смотрел за корму, то принимался ходить по палубе, пытаясь
разгадать загадку, изгнать ее из своего мозга. И все это время над Папуа
нависал злобный дух древнего зла, непостижимый, недоступный уму; и когда
"Южная королева" подняла якорь и вышла в залив, этот дух не оставил нас.

2. ПО ЛУННОЙ ДОРОЖКЕ
Я с облегчением смотрел, как исчезают за горизонтом берега, радовался
свежему морскому ветру. Казалось, мы уходим от чего-то зловещего, чего-то
скрывающегося на островах и - мелькнула в моем мозгу мысль - наложившего
свой отпечаток на лицо Трокмартина.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3