ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Однако отмечается, что боговдохновенные авторы при написании священной книги "применяли свои способности и силы", что они были "настоящими авторами" (О Божественном Откровении. Рим, 1967, с. 9). Далее в конституции говорится: "Чтобы выяснить цель священнописателей, нужно, кроме другого, принимать во внимание "литературный жанр" (с. 10). Указывается на то, что любой библейский автор использовал "способы восприятия", "выражения", свойственные эпохе написания книги.
x x x
Протестантская экзегетика XX в. в какой-то своей части осталась на старых, консервативных позициях, в какой-то пыталась воскресить либеральную теологию при помощи новых философских течений (Р. Бультман, Д. Бонхеффер). Но наиболее выдающиеся из современных протестантских библеистов в значительной степени приблизились к католическому пониманию соотношения божественного и человеческого в Писании. Так, один из крупнейших историков и археологов наших дней В. Олбрайт прямо указывал на то, что критическое научное изучение человеческой стороны Писания нисколько не может подорвать его духовной ценности (W. Albright. From the Stone Age to Christianity, p. 254).
x x x
Для православного богословия в течение долгого времени изучение библейской критики было запретным. "Над этой отраслью богословия,справедливо отмечал Г. Федотов,- сильнее всего тяготела рука духовной цензуры" ("Путь", 1932, Э 34, с. 15). Все усилия талантливых русских ученых-библеистов были парализованы общим "охранительством", которое царило в духовных школах и контролировало богословские исследования. Впрочем, православные мыслители, не связанные с официальным богословием, уже в конце века признали необходимость критического исследования Библии. Первым среди них были ректор Московского университета С. Трубецкой и философ Вл. Соловьев. Мы упоминали во введении, что первым представителем духовной школы, поставившим вопрос со всей решимостью, был А. Карташев, который указывал на появление новых тенденций и в Греческой Церкви. В своей работе Карташев ссылался и на известного православного догматиста еп. Сильвестра, который недвусмысленно настаивал на признании активного участия священнописателей как авторов в процессе создания библейских книг (еп. Сильвестр. Догм. Богословие, 1884, I, 286), но именно это авторство и "составляет,- по словам Карташева,- то чисто человеческое начало, с его ограниченностью и возможностью всяческих недостатков и ошибок (не касающихся существа догматов), которое органически входит в состав Священного Писания" (А. Карташев. О ветхозаветной библейской критике, с. 74). Естественно, что "человеческое начало" и есть объект библейской критики.
Но, тем не менее, возникает вопрос: нет ли в принятии библейской критики посягательства на нашу веру в боговдохновенностъ Писания? Не благочестивее ли признать, что Бог есть "автор Библии" в том смысле, что Он продиктовал в ней каждое слово?
Однако, во-первых, с представлением о библейском писателе как о пассивном орудии Промысла трудно согласовать различие стилей священных книг. У многих св. авторов стиль ярко индивидуальный, они явно принадлежат к разным кругам общества, у них разные обороты речи и выражения. Достаточно сравнить стиль Евангелия от Иоанна с Евангелием от Марка, чтобы убедиться в этом даже непосвященному.
Во-вторых, как было уже отмечено еще в патриотической письменности, во многих местах Библии ощущается влияние той эпохи, в которую жил автор. Изучение памятников древности показывает, насколько широко авторы Библии пользовались лексиконом своего времени и как часто вводили в текст намеки на современные им события.
В-третьих, если Библия есть книга Истины по существу своему, то по форме она содержит большое число неточностей. Это признавалось и в нашей дореволюционной литературе. Так, П. Лепорский отмечал "присутствие разного рода неточностей - исторических, хронологических, топографических, равно и разногласий у священных писателей" (П. Лепорский. Боговдохновенность.Богословская энциклопедия, т. 2, с. 736).
И, наконец, самое важное: учение о священном писателе как о пассивном инструменте игнорирует богочеловеческий характер Домостроительства Божия. Священный автор не есть механический передатчик; он - живая личность, преломляющая и претворяющая Откровение Божие в своем собственном существе, передающая его через свой язык, мышление, эпоху.
Вдохновение великого художника или поэта всегда заключает в себе нечто таинственное, почти мистическое. Человек-творец как бы устремляется в запредельные сферы, в которых как живые созерцает открывшиеся ему образы. Нередко эти образы как бы преследуют художника, приходя извне, и настойчиво требуют своего воплощения. Часто художественные произведения превосходят по своей глубине и значительности даже мышление своего создателя! Именно поэтому для художников их творения - живые существа, которые им могут казаться реальней и дороже настоящих людей. Здесь исток легенды о скульпторе Пигмалионе, влюбившемся в высеченную им статую. Здесь объяснение того, как мог Пушкин восхищаться благородством Татьяны, а Тургенев плакать над своим нигилистом... Именно поэтому Алексей Толстой мог написать свои знаменитые строки о вдохновении поэта:
Тщетно, художник, ты мнишь, что творений твоих ты создатель.
Вечно носились они над землею, незримые оку.
Нет, то не Фидий воздвиг олимпийского славного Зевса;
Фидий ли выдумал это чело, эту львиную гриву,
Ласковый царственный взор из-под мрака бровей громоносных?
Нет, то не Гете великого Фауста создал, который
В древнегерманской одежде, но в правде великой вселенской
С образом сходен предвечным своим от слова до слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185
x x x
Протестантская экзегетика XX в. в какой-то своей части осталась на старых, консервативных позициях, в какой-то пыталась воскресить либеральную теологию при помощи новых философских течений (Р. Бультман, Д. Бонхеффер). Но наиболее выдающиеся из современных протестантских библеистов в значительной степени приблизились к католическому пониманию соотношения божественного и человеческого в Писании. Так, один из крупнейших историков и археологов наших дней В. Олбрайт прямо указывал на то, что критическое научное изучение человеческой стороны Писания нисколько не может подорвать его духовной ценности (W. Albright. From the Stone Age to Christianity, p. 254).
x x x
Для православного богословия в течение долгого времени изучение библейской критики было запретным. "Над этой отраслью богословия,справедливо отмечал Г. Федотов,- сильнее всего тяготела рука духовной цензуры" ("Путь", 1932, Э 34, с. 15). Все усилия талантливых русских ученых-библеистов были парализованы общим "охранительством", которое царило в духовных школах и контролировало богословские исследования. Впрочем, православные мыслители, не связанные с официальным богословием, уже в конце века признали необходимость критического исследования Библии. Первым среди них были ректор Московского университета С. Трубецкой и философ Вл. Соловьев. Мы упоминали во введении, что первым представителем духовной школы, поставившим вопрос со всей решимостью, был А. Карташев, который указывал на появление новых тенденций и в Греческой Церкви. В своей работе Карташев ссылался и на известного православного догматиста еп. Сильвестра, который недвусмысленно настаивал на признании активного участия священнописателей как авторов в процессе создания библейских книг (еп. Сильвестр. Догм. Богословие, 1884, I, 286), но именно это авторство и "составляет,- по словам Карташева,- то чисто человеческое начало, с его ограниченностью и возможностью всяческих недостатков и ошибок (не касающихся существа догматов), которое органически входит в состав Священного Писания" (А. Карташев. О ветхозаветной библейской критике, с. 74). Естественно, что "человеческое начало" и есть объект библейской критики.
Но, тем не менее, возникает вопрос: нет ли в принятии библейской критики посягательства на нашу веру в боговдохновенностъ Писания? Не благочестивее ли признать, что Бог есть "автор Библии" в том смысле, что Он продиктовал в ней каждое слово?
Однако, во-первых, с представлением о библейском писателе как о пассивном орудии Промысла трудно согласовать различие стилей священных книг. У многих св. авторов стиль ярко индивидуальный, они явно принадлежат к разным кругам общества, у них разные обороты речи и выражения. Достаточно сравнить стиль Евангелия от Иоанна с Евангелием от Марка, чтобы убедиться в этом даже непосвященному.
Во-вторых, как было уже отмечено еще в патриотической письменности, во многих местах Библии ощущается влияние той эпохи, в которую жил автор. Изучение памятников древности показывает, насколько широко авторы Библии пользовались лексиконом своего времени и как часто вводили в текст намеки на современные им события.
В-третьих, если Библия есть книга Истины по существу своему, то по форме она содержит большое число неточностей. Это признавалось и в нашей дореволюционной литературе. Так, П. Лепорский отмечал "присутствие разного рода неточностей - исторических, хронологических, топографических, равно и разногласий у священных писателей" (П. Лепорский. Боговдохновенность.Богословская энциклопедия, т. 2, с. 736).
И, наконец, самое важное: учение о священном писателе как о пассивном инструменте игнорирует богочеловеческий характер Домостроительства Божия. Священный автор не есть механический передатчик; он - живая личность, преломляющая и претворяющая Откровение Божие в своем собственном существе, передающая его через свой язык, мышление, эпоху.
Вдохновение великого художника или поэта всегда заключает в себе нечто таинственное, почти мистическое. Человек-творец как бы устремляется в запредельные сферы, в которых как живые созерцает открывшиеся ему образы. Нередко эти образы как бы преследуют художника, приходя извне, и настойчиво требуют своего воплощения. Часто художественные произведения превосходят по своей глубине и значительности даже мышление своего создателя! Именно поэтому для художников их творения - живые существа, которые им могут казаться реальней и дороже настоящих людей. Здесь исток легенды о скульпторе Пигмалионе, влюбившемся в высеченную им статую. Здесь объяснение того, как мог Пушкин восхищаться благородством Татьяны, а Тургенев плакать над своим нигилистом... Именно поэтому Алексей Толстой мог написать свои знаменитые строки о вдохновении поэта:
Тщетно, художник, ты мнишь, что творений твоих ты создатель.
Вечно носились они над землею, незримые оку.
Нет, то не Фидий воздвиг олимпийского славного Зевса;
Фидий ли выдумал это чело, эту львиную гриву,
Ласковый царственный взор из-под мрака бровей громоносных?
Нет, то не Гете великого Фауста создал, который
В древнегерманской одежде, но в правде великой вселенской
С образом сходен предвечным своим от слова до слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185