Страх снова метнулся в ее глазах, и он с удовлетворением отметил, что она поняла угрозу.
– Веди себя хорошо. Ни шороха, ни шепота! – предупредил он.
– Пуля не заменит мне уборной.
Хок сжал зубы, чтоб не рассмеяться. Как и голос, ее юмор проник сквозь его броню.
– Нам надо расплатиться на выезде со стоянки. Мне не хотелось бы никаких неприятных сюрпризов с твоей стороны. Так что выбирай.
Она кивнула, соглашаясь. В сгустившихся сумерках лицо ее было едва различимо.
– Полегче на выбоинах, – попросила она.
– Очень ты языкатая.
– И ухабах.
– Молчи.
Свободной рукой Хок снова набросил одеяло ей на лицо, затем включил радио. Под шумную смесь чего-то вроде африканских тамтамов и альпийских рожков он снова сунул свою «астру» и свитер в сумку. Предшествующая демонстрация оружия должна была обеспечить ее послушание, стрелять в нее он не собирался. Даже если бы она, несмотря ни на что, подняла шум, разумнее было бы постараться узнать, но не рисковать потерей информации, которую она могла бы сообщить.
Не забывая ехать на первой скорости, что он мог делать и одной левой рукой, освободив правую для другого, Хок медленно проехал между двумя рядами машин к выходу, обозначенному двумя ярко освещенными будками. Туда, словно притягиваемые магнитом, стягивались, как в воронку, автомобили со всех концов стоянки. Хок пристроился в очередь за красным «Ягуаром» как раз в тот момент, когда в ритм африканских барабанов, усиленный стереодинамиками, влился горловой голос певца, исполняющего альпийский йодль . Нервы, уже напряженные до предела, готовы были лопнуть, и он безуспешно сменил бы волну, но боялся, что найдет какую-нибудь нежную музыку, вроде Шуберта, а это не поможет, если женщина все-таки решит поднять крик. Барабаны и раздражающие фиоритуры вполне отвечали его целям, хоть и раздражали слух.
Однако она никакого шума не устроила, по крайней мере, до тех пор, пока Хок не расплатился со сторожем и не выключил, подняв стекло, этот мерзостный галдеж. Он вырулил на дорожную развязку, намереваясь двигаться по шоссе 101, идущему на юг, и только тогда она откашлялась. Кашель повторился спустя несколько секунд, и он недовольно поинтересовался:
– Что еще?
– Просто закашлялась, или это тоже запрещено? – даже приглушенный, ее голос был опасно волнующим. Прежде чем Хок успел что-нибудь ответить, она добавила: – Скоро мы остановимся?
– Как только я найду место, где мы сможем поговорить без помех.
– Какое-нибудь кафе будет очень кстати, – раздалось из-под одеяла.
Они явно думали о разном. Часы на жидких кристаллах мигнули, перескочив с 11.59 на 12.00, напоминая Хоку, что осталось лишь четыре часа темноты. Он понимал, что должен убраться из этих мест до рассвета.
– В любом кафе есть туалет, – продолжала она.
Он так и знал, что этот вопрос возникнет снова.
– Неужели вас ничто другое не занимает? По-моему, в вашем положении надо беспокоиться о более существенных вещах.
– Именно мое положение и не дает мне сосредоточиться ни на чем другом, кроме самого существенного, – парировала она.
Хок подавил смешок и, резко ускорив ход, круто свернул налево на шоссе. Он без особого сожаления услышал стон, когда тело женщины швырнуло о сиденье джипа. К тому времени, как он снизил скорость, ее протестующий возглас уже смолк, и ему оставалось только еще раз удивиться и задуматься о странном сочетании в ней дерзкого вызова и детского страха, которые так не вязались с образом безжалостного убийцы.
Что ж, юмор – это тоже опасное оружие, раз он заставил его ослабить бдительность. А если добавить к нему трогательную покладистость и обворожительный голос, Хоку следовало считать ее такой же безвредной, как пиранью, почуявшую кровь.
Выбравшись на дорогу, ведущую к мосту Сан-Маттео, он решил, что пришло время дать ей другой повод для размышлений.
– Мы скоро остановимся. Когда это произойдет, я хочу, чтобы вы рассказали, когда и где должны были передать мое тело Константину.
Он хотел узнать больше, гораздо больше, но для начала этого было достаточно. Заговорив, она постепенно расскажет и все остальное.
– Ваше тело? – В ее устах почему-то прозвучало отвращение.
Хок проигнорировал оскорбительное презрение.
– Я знаю Константина. Он фотографии не принимает.
– Вашего тела? – Она здорово изображала недоумение. После небольшой паузы последовал вопрос: – Кому могут понадобиться фотографии вашего тела? Неужели вы позируете для «Плейбоя»?
Такой тактики Хок никак от нее не ожидал. На что она надеется, разыгрывая перед ним невинную овечку? Хок даже удивился, что она не пытается любым путем вывернуться из неприятной для нее ситуации, нагромождая одну ложь на другую. Сам он тоже чувствовал себя довольно странно, не ощущая тревоги от присутствия за своей спиной наемного убийцы.
– Я не знаю никого по имени Константин, – неожиданно сказала она.
Хок вздохнул. Значит, ему придется запастись терпением, чтобы добиться от нее нужных сведений.
– Как вас зовут? – начал он с простых вопросов.
– Зачем это вам?
– Как ваше имя? – Даже если она выдумает себе кличку, все равно это облегчит им отношения, когда придет пора серьезного разговора.
После легкого колебания она сказала:
– Анджела.
По тому, как она его произнесла, Хок догадался, что или это ее настоящее имя, или очень близкое к настоящему. Это его порадовало.
– Подумайте хорошенько насчет моего вопроса, Анджела. Чем быстрее вы мне ответите, тем больше у вас будет шансов.
– Каких шансов? Я не знаю, о чем…
– Заткнитесь и подумайте, Анджела. Мы скоро приедем.
Ловким маневром Хок перестроился на крайнюю правую полосу движения и так проехал последнюю четверть моста, собираясь свернуть на Фримонт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70