Это его слегка удивило. Его интересовало, есть ли среди них его ведущие игроки, он втайне надеялся, что их там нет. Но даже если они и там, то у них хватит соображения придти сегодня домой пораньше, до наступления его «комендантского часа», так как именно сегодня вечером у него не было возможности проверить их как следует. Такова жизнь, грустно подумал Тигр, ведя машину дальше, слушая теперь уже другую пленительную мелодию, льющуюся из радиоприемника. Нет никаких объяснений для трагедии и несчастья. Да и вся эта жизнь, в сущности, в своей основе – сущий ад, стоит только оглянуться вокруг себя, продолжал печально размышлять Тигр. Особенно для ребят, для любого из них, для моей собственной милой дочурки, для этой малышки и для малыша, которым был некогда я сам. Давно уже я не ребенок, давно же, черт возьми. Это было, старею я, заметил он. Давным-давно бегал под лучами летнего солнца, под этим добрым Соерсвилльским солнцем. Что за солнце! Нигде в мире нет такого солнца! Для меня тогда повсюду и всегда было одно сплошное, долгое, летнее солнце. Я ненавидел зиму – это было вторжение непрошенной гостьи в мою, освещенную сплошным солнцем жизнь, которую я тогда не мог понять. Все это было так давно: моя мама, мой папа, мама, папа, на крылечке, летнее солнышко… Для детей, полных надежд и жизни и мечтаний, для большинства детей – я редко встречал плохого ребенка, искренне, изначально антисоциального ребенка, редко, за все долгое время работы с детьми. Большинство из них тянутся к красоте, радости, правде, доброте, и хотят вырасти и осуществить свои мечты… Именно здесь кроется весь ужас всех бед и несчастий на земле, без исключения, истинный трагизм человеческой жизни – этого земного ада. Все самые светлые и чистые мечты потерпят, в конце концов, крах, кончатся неудачей и провалом, обманом, и от всех детей останется только небольшое количество праха. И это верно для всех детей, для любого ребенка. Все родители, ну, по крайней мере, подавляющее большинство родителей, конечно же, надеются, что для их детей все будет по-другому, иначе, не так, как с другими детьми. Ради этого они работают, трудятся в поте лица своего и проходят через весь этот сущий ад, ради этого иного пути, уготованного только для детей. Какого пути? Я сам, глядя на Джейн, на эту маленькую куколку, думаю так же, наблюдая за ней, любуясь ею, работая ради нее, надеюсь на этот несуществующий путь. И это всего лишь часть той грустной, сумасшедшей игры, в которую играют все… Так как, на самом-то деле, все закончится в конечном итоге одним и тем же… Только так, и никак иначе… Бедняга Джилл, это милое дитя, этот нежный, роскошный, прекрасный ребенок. Вспомни о ней, когда ты рассуждаешь о вневременном моменте истины, погибшей в самом расцвете жизненных сил и надежд, холодной, навсегда ушедшей, потерянной для нас всех. Навсегда. Вспомни о ней, а ведь я знал ее так хорошо, так хорошо… Такое прекрасное дитя! Переполненный тяжестью потери, Тигр грустно покачал головой, готовый вот-вот пролить слезы… Ушла, она ушла, действительно ушла и никогда снова, никогда снова, никогда… Как он мог взвешивать, обдумывать, принять это? Где перспектива? Все вокруг – только видимость, оболочка. Земля. Это все было землей… Мысли Тигра вторглись в слишком мрачную, беспросветно мрачную область… Некоторое время он просто ехал, подобно зомби, не думая ни о чем, вообще ни о чем. Он миновал епископальную Церковь. Его церковь. Что-то там происходило, в зале. Все огни были зажжены. Может быть, там танцы? Интересно. Разве такое могло быть в подобное время? Луби Лу не говорила ему ничего об этом. Сегодня вечером? Как такое могло происходить? Этого просто не должно быть. Это невозможно. Он обязательно спросит об этом у Луби Лу. Он замедлил скорость. Вероятно, там работают электрики? Сегодня во время проверки он не встретил никого из своих ребят… Ребята – моя жизнь, внутренний голос в Тигре зазвучал снова, благодаря им я живу, я знаю. Моя футбольная команда. Мои уроки. Моя работа. Мой ребенок. Я знаю, что дух детей сохраняет во мне жизнь. Точно так же, как в Корее, здесь, теперь, Луби Лу сохраняет мне жизнь. Я знаю. Такого со мною не случалось, пока не исполнилось тридцать лет, и я как-то резко ощутил это трагическое давление, которое жизнь оказывает на мир взрослых, на наш мир. Именно тогда у. меня наступил кризис, который чуть было не вывел меня за пределы этого чертового круга. Он длился несколько лет. Я знаю. Я был очень близок к тому, чтобы сказать последнее прости всему этому трагическому миру. Пока я не нашел свой путь. Насколько мне известно, единственный возможный путь, которого я держусь, чтобы оставаться на земле, хотя бы на какой-то период времени. На какой точно, вы просто не можете знать… а кто вообще может такое знать? Эта теплая, удивительная девушка, эта невероятно восхитительная, живая девушка. Что она знала об этом трагизме нашего взрослого существования? Десять, пятнадцать секунд. Разве эти парни из твоей роты знали? Разве Джилл знала? Она знала в течение десяти-пятнадцати секунд, не больше. А ты знаешь? Жестокую основу жизни. В том-то все и дело. Темные силы кишат, роятся вокруг, везде, снаружи, внутри, повсюду… только поджидая, чтобы загасить огонь. И все же… и здесь наиболее мучительная часть этого… часть этого света… да это есть… именно это… коварно, хитро, незаметно подкрадываясь, жестоко… Мириадами способов… Всегда, по существу, одинаковым способом… Такова жизнь, ее трагедия и красота. Жизнь… Никогда я не говорил бы об этом с Джейн. Я не смог бы вынести этого. И все же… вот она, перед моими глазами, передо мной, моя собственная, только моя, моя единственная Луби Лу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157