Боже, и Леша был маленький...
"О, Клин Иствуд!" - на экране вспыхнул один из восьмисот любимых Катькиных актеров: чуть спадет напряжение, как она немедленно начинает брякать, что первым стукнет в голову. Извечная Бабушка Феня. С тем отличием, что, если сейчас позвонят с какой-то опасной вестью, мне тут же придется потихоньку сворачивать невзначай распустившийся хвост.
"Не Клин, а Клинт, - наставительно говорю я. - Так же, как Крант, - легко запомнить". - "Не надо, не переклю... - Но ее уже захватила губастая Моника Левински: - Мерзкая тварь! И такая страшила!.." Тварь она не за то, что путалась с женатым мужчиной, - жизнь сложна! - а за то, что вынесла на всеобщее обозрение пятна на платье. Дмитрий с зарождающейся кривой ухмылкой хочет что-то возразить, но я вызываю из глубины страховидных чеченских бородачей, и Катька немедленно взывает к ним с бесконечным укором и состраданием: "Ну ради чего, ради чего вы воюете?!" - "Во имя главного коллективных фантомов", - самодовольно отвечаю я, а Катькина всемирная отзывчивость не может не отметить: "Они красивее нас. И храбрее, наверно, тоже". В храбрости цивилизованного человека она не видит большого достоинства, скорее даже подозревает в ее основе глуповатость. Но любую национальную черту она желает видеть в ее завершенности.
Я переключаю чеченцев на футбол, которого, как всем известно, терпеть не могу, и поддразниваю Катьку: "Может, посмотрим?" Однако она с такой кроткой готовностью принимается наблюдать за тоскливой суетой левых полусредних и правых полукрайних, что я, забыв о присутствии посторонних, воздеваю руки к небесам - да есть ли, мол, дно у этого океана глупости! "Опять обманул", вздыхает Катька с видом безмерной укоризны, и Дмитрий удовлетворенно констатирует: "Бабушка Феня с нами".
Бабушка Феня пока что нас еще роднит - даже в саркастической полуулыбке дочери чувствуется нечто вроде растроганности, когда она вспоминает, как в малолетстве зевала по-бабушкиному: ох-хо-хо-хо-хонюшки, на чужой сторонушке солнышко не греет, без отца, без матери никто-о не пожалеет... Мне не хочется сливаться с нею в общем экстазе, но моему, так сказать, умственному взору открывается одно из лучших Бабушкиных празднеств - засолка капусты. Бабушка Феня, раскрасневшаяся и счастливая, как на выданье, грузновато (хотя в танце может вдруг проплыть лебедью) порхает среди эмалированных ведер, страшась "перебавить" соли или "кмина". Катька с двумя рыжими клоунскими париками морковных стружек в обеих руках с удовольствием распекает меня за то, что я слишком крупно секу хрупающие кочаны. "Раб!" - восклицает она, любуясь мною: в быту мужчина и должен быть халтурщиком. Однако Бабушка Феня все равно вступается: "Какой же ён раб, ён по собственной охоте!.."
А где, кстати, наш "унук"? Чудный пацанчик - никому не докучая, где-то отыскал перышко и дует на него через нос. "Он думает, что это цветок, он так нюхает", - мгновенно прочитывает его мысли Катька, и наследник рухнувшего трона немедленно спешит по очереди поднести перышко к нашим носам. Надо скоре драпать, а то вот-вот раскисну.
Однако Катька и здесь демонстрирует свое ясновидение: "Попрощайся с дедушкой", - она исподволь "привчаить" меня к внуку, и он тычется мне в щеку своей невыносимо милой горяченькой мордочкой. Собрав волю в кулак, поднимаюсь из-за стола, как бы буднично разводя руками и тоже с бабушкиным присловьем: "Бедному жениться и ночь коротка".
"На тебя похож, на маленького, - разнеженно добивает меня Катька, когда мы оказываемся вдвоем в коридоре. - Вот не думала, что когда-нибудь буду тебя маленького нянчить!" А я, когда, скажем, какая-нибудь женщина посторонится на лестнице, сразу воображаю, как ее, маленькую и послушную, когда-то учили быть хорошей - и вот она до сих пор старается... До чего же трогательные существа живут рядом с нами! Почти как Катька. "Ты чувствуешь, какой от него исходит нежный жарок? - теребит меня она. - У вас были цыплята? Помнишь, возьмешь в руки такой пушистый комочек, - она на мгновение складывает руки умильной лодочкой, - а он теплый-теплый..." - "А осенью сосчитаешь его и съешь". Мне все время хочется понемногу пытать на прочность ее правдоотталкивающую защиту, и она снова выдерживает: "Это еще не скоро".
Бидоны для стариков уже вбиты в специальную сумку - один с супом, другой с тушеной рыбой - якобы для отца, которому абсолютно все равно, что есть, но на самом деле для совершенства: специально разыскивала рецепт, чтоб было "как жиды делают". Кстати, отец почему-то картавит в единственном слове - "ыыба". Кипяченые "сливочки" для маминого чая - уже некоторый перебор, стало быть, обида до конца все еще не рассосалась: пусть-ка мама в очередной раз прослезится и снова поймет, до какой степени была не права, так долго не выражая восторга по поводу нашей ранней женитьбы. А Катька уж до того заглазно ее обожала...
С совершенно опять-таки неадекватной болью я приобнял Катьку за спину:
- Ты такая вроде бы большая, надежная, а на самом деле беспомощная... как все.
Я только что готов был радостно скакать прочь от дорогих деток, но тут вдруг мне стало страшно расстаться с Катькой хотя бы на ночь - ведь время уносит все, ничего не удержать...
- Надо было жениться на маленькой. Кстати, я не такая уж и большая, твоя Юля не намного меньше.
Но эти шутки меня почти уже не бесят. Сегодня, когда Катька начинает стервозничать, я реагирую примерно так же, как она когда-то реагировала на капризы наших детей: они просто спать хотят.
Черт, хоть бы полчаса перед сном побыть вдвоем - попали на старости лет снова в общежитие.
Очередная старуха в детской панамке пробовала эскалатор палкой, словно ледок на первой луже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77