У меня начиналось психологическое истощение от видений, в которых являлись мертвые любовники, но ужас от холодных прикосновений мертвеца был не столь ужасен, как чувство вины.
Нас с Мари отвели в камеру в ожидании приговора суда.
– Мари, у меня нет слов, чтобы выразить благодарность за то, что ты для меня сделала. Без тебя я пропала бы.
– Не нужно ничего говорить. Я чувствую твою благодарность, – ответила она.
– Мари, ты раскаиваешься в том, что приехала ко мне в Гластонбери?
– Я не раскаиваюсь ни в одном мгновении, проведенном рядом с тобой.
Члены жюри отсутствовали меньше часа. Мы знали, что люди на улице обсуждают показания Уилбура. Хотя многие не сомневались в том, что я спасла судью чудесным образом, они не знали, как реагировать на события, столь противоречившие их мнению обо мне.
Как может быть наделена даром воскрешения проститутка? Очевидно, что они уже проложили нам с Мари дорогу на виселицу. Они решили не видеть во мне врачевательницу, поскольку жестокие насмешки надо мной продолжались.
– Ваша честь, мы считаем обвиняемую Николетту Карой виновной.
– Единогласно?
– Да, ваша честь.
Судья Таритон выпрямился, будто приговор, который он собирался вынести, выпрямлял старые кости. Но когда он взглянул на лист бумаги, руки его затряслись, он прокашлялся, словно мог подавиться простыми словами.
– Николетта Карон, пожалуйста, поднимитесь для оглашения приговора.
Я поднялась.
– Николетта Карон…
Старый судья помолчал, перечитывая бумагу несколько раз.
– Вас признали виновной в трех убийствах, и вы приговариваетесь к смерти.
В зале поднялся шум. С улицы донеслись радостные возгласы.
Судья стукнул молотком.
– Тишина!
– Поскольку вы француженка, во время приведения приговора в исполнение будет присутствовать посол Франции. Он заверил нас, что обезглавливание гораздо гуманнее повешения, поэтому королева приказала доставить сюда гильотину. Таким образом, вы приговариваетесь к обезглавливанию через три воскресенья, в пятницу утром, 25 сентября 1891 года.
Я упала в обморок. Никто не поднял меня. Я упала на холодный каменный пол. Кто-то сунул мне под нос флакон с нюхательной солью, я пришла в себя.
Меня заставили встать, опираясь на плечи конвоя. Я не чувствовала ног, они отказывались мне служить. Я упала, словно подкошенная, под грузом приговора.
– Мари Туччи, вы признаны виновной в соучастии в убийстве Дентона Брикмана. Вас повесят, пока вы не умрете, через три воскресенья, в пятницу утром, 25 сентября 1891 года.
Мари перекрестилась, а потом у нее отказали ноги. Конвой поддержал ее. Я видела, как она старается унять дрожь и не выдать своего страха.
Ах, если бы я могла быть такой храброй. Я не такая. Не знаю, что меня ждет после смерти. Буду ли я вечно гореть в адском пламени? Или Бог сжалится надо мной? Ведь это он создал меня. Я не вероломна, я не убивала предумышленно, я любила этих мужчин.
Я оторвалась от мучительных размышлений и взглянула на Блейка.
Его лицо, казалось, окаменело. Я не могла прочесть его мысли, не видела любви ко мне. Возможно, после показаний Уилбура он разлюбил меня? Не буду его винить. Блейк, я люблю тебя. Слышишь ли ты зов моего сердца?
Он кивнул мне всего лишь раз. Должно быть, услышал крик моей души. Или просто смирился с неизбежным.
– Да смилуется Господь над вашими душами и дарует вам вечный покой. Судебное заседание окончено.
Судья ударил молотком последний раз. Когда он ушел, все поднялись с мест и отправились рассказывать новость.
Глава 31
Ньюгейтская тюрьма
Мои руки и ноги были все еще скованы. Чтобы отвести нас с Мари в камеры, пришли четверо мужчин внушительного вида.
Потом появился Блейк. Он попытался поговорить со Мной, но меня оттащили и потащили к двери.
– Подождите, – сказала я, – дайте, нам поговорить, пожалуйста.
– Вы только убьете его в нашем присутствии, – заявил один из мужчин.
Я взглянула на них.
– Блейк.
Они толкали меня дальше. Я улыбнулась ему сквозь слезы и принялась вырываться. Они быстро схватили меня.
– Я люблю тебя, Блейк!
Больше мы друг друга не видели.
Четверо мужчин провели нас с Мари по туннелю, соединявшему Центральный уголовный суд с Ньюгейтской тюрьмой. Любовь и надежда остались в прошлом. Я проиграла в игре, где проигравшего обезглавливают за любовь.
Я плакала навзрыд, перебирая в уме все, что сделала не так. Я вспоминала мужчин, которым позволяла ухаживать за собой, интимные связи, в которые позволяла себе вступать, зная, что может произойти, а также неизбежность каждой новой смерти. Возможно, если бы я была откровеннее и не скрывала свою болезнь, люди не винили бы меня. Они поняли бы, что я страдала от потери каждого возлюбленного.
Нет. Только не в викторианской Англии. Люди были предубеждены, потому что я страстно желала интимных связей, которых женщины викторианской эпохи опасались и терпели. Меня понимала лишь Мари. А теперь она умрет из-за сочувствия ко мне.
Затхлая темная тесная камера в Ньюгейтской тюрьме отвратительно пахла. Когда меня бросили туда, я забилась в угол и заплакала, уставившись взглядом в стену. Я услышала, что кто-то вошел, но не повернула головы.
– Не бойтесь, мисс.
Я заплакала еще сильнее и закрыла глаза.
– История известной лондонской Ньюгейтской тюрьмы началась в 1188 году, когда два плотника и кузнец построили тюрьму за три фунта, шесть шиллингов и восемь пенсов.
Он говорил, будто пытался успокоить меня сказкой.
– Это довольно-таки занимательные факты истории Великобритании. Годами здесь находились самые ужасные преступники Лондона. В 1236, 1422 годах и в конце XVI века тюрьма перестраивалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77