Так всегда - морока, и не только. Держал не лучших, не самых понятливых, а тех, кто не переспрашивает - сделает, как велено - мог позволить недоумков. Хвостов ждать не приходилось, машина защищенная, можно переночевать. В выселках убивали не потому, что те доходяги представляли какую-то опасность, а по давней привычке, не оставлять, кто, при случае, сможет опознать. Потому почти и не было дурных случаев. Потому и ходили за Бригадиром, что удачлив, очередь была нешуточная. Опять и с вывертком повезло…
Постепенно угомонились, устроились…
Пока спали, прилипла к запотевшему стеклу нежить - подпитаться чужими снами, но тот, что в мешке, повел бровями, отпала. А, может, потому отпала, что бригадир спросонья ткнул ей в харю святым кукишем? Даже не пришлось снимать наперсток с большого пальца, демонстрировать лак на ногте. Лака, по совести, осталось не много, как не берегся, выкрошился по краю. Зато был он самый, что ни на есть, правильный - снятый со старых образов, в уместной к подобным делам концентрации - не один к пятидесяти, как торгуют всякие шаромыжники с левыми лицензиями, а самый, что ни на есть, классический - один к трем! Бригадир своим ногтем гордился.
Упал славный кислотный дождик, из-за чего должны были полезть грибы, не требующие маринада. Остаток ночи прошел скучно - словно на кладбище, когда-то попавшем под разнарядку за неуплату налогов. С умом отделанная машина, наконец-то, вписалась в ландшафт, и больше не рассматривалась обителями как нечто инородное. Упокойная ночь, осенняя - вырви глаз.
И только, уж совсем под утро, приходил фантом, родившийся на запрошлую грозу, качнул машину, но никто даже не проснулся. Фантом обиделся за невнимание и хлопнул, рассыпался искорками. Он был молодым, еще пройдет не одна гроза, прежде чем придет злое осознание своей никчемности, познает такое понятие как "зависть", и оно станет смыслом всего его существования. Зависть ко всему, что без всякого усилия имеет массу, способно касаться всех предметов, передвигать их и, вероятно, еще много чего, что оставалось ему неизвестным и завлекательным. Но, рассыпаясь, он постарался принести максимальные неприятности тем, кто находился внутри.
Выверток уже знал, что будет утром…
…поутру они так и не сдернут машины - сначала, как назло, будут ломаться слеги, потом окончательно сдохнет движок, и выпрыгнувшая железка воткнется в глаз тому, что сейчас похрапывает на переднем сиденье и воображает себя водителем. Тот, что сопит рядом, как сообразит, что придется добираться пешком по местам злым, непривычным, закатит истерику, будет срывать с машины защитные образки и лепить на свой плащ. Собственным корявым словом резать уши, будто ножом, но не смыслом, а звуком, писклявостью, словно резиной натирают стекло. Рана у него опять откроется. Бригадир… вот с ним не все так просто. Надо подобрать нечто вкусненькое, неторопливое…
– Да, - подумал, - именно так, удачный расклад.
2.
Хотя машина за ночь запотела - надышали изрядно - но уже совсем под утро, перед самым светом, когда небо ненадолго вызвездило, стал пробирать за плечи утренний холодок. От этого и проснулись, зашевелились. Протерли окна. По земле на открытых небу местах выинело. там больше никто не топтался, должно быть, стало похрустывать. Лужа по краю подернулась тонкой слюдяной пленкой. Сразу было видно, что на отрезке всего две лужины - обе объехать можно было - хоть справа, хоть слева - места достаточно. Поругались, осмотрелись. День обещался солнечным.
Взялись за машину…
Бригадир был не в духе по-утреннему. Наливался той злобой, на которой в иное время и на руках бы вынес машину, но сейчас как-то не фартило - крепкие с виду слеги оказывались прелыми внутри и ломались так неловко, что, того гляди, плечо вывернешь. Было с чего сердиться - у Коси-Дергача снова открылась рана, а Кося-Чмыхало, что был вчера за шофера, виноватым себя не чувствовал.
– Не хрен было сворачивать!
– А где твои глаза были?!
– Не хрен было на большаке мента мочить! Из-за пары чешуек! Не обеднели бы!
За ночь машину будто присосало - не сдвинуть. Мотор тоже, погудел, побулькал пузырями в выхлопную и заглох, будто и не живой больше - а ведь гарантийный, заговоренный на жизнь! И крутили, и пинали, а Бригадир даже с руки крови накапал в распределитель - последнее опасное средство - так и не отозвался, будто высосала та лужина все жизненные соки из него. Под конец словно сплюнул, вычихнул из нутра железку и так неудачно, что лишил Косю-Чмыхало глаза.
До полудня провозились - Бригадир извел пол аптечки. Пытался собрать кровь (раз уж так получилось), но Кося-Чмыхало - сволочь неблагодарная! - кювету отпихивал. И рот ему было не заткнуть - винил всех: и Бригадира, и Дергача, потом всех покойников и, разумеется, саму машину, но больше досталось отцу Серафиму, что заговаривал ее и всех на жизнь, движение и удачу в этом предприятии. Так разошелся, что Бригадир уже с подозрением поглядывал на ближайший ельник, откуда ему стали чудиться чьи-то глаза.
Разумнее всего было бы повернуть назад и топать меж оставленного следа - нежить еще долго не рискнет приблизиться к месту, где вдавилось святое колесо. А дальше? Когда след выветрится? Да и наследили позади себя изрядно. До большака, по расчетам Бригадира, оставалось один-два перехода, можно рискнуть прорваться и напрямки…
Кося-Дергач, как услышал, что придется идти лесом, опять стал дерганым - похожим на себя. Принялся выламывать с машины защитные образки и лепить на свой кожаный плащ. Чмыхало рассыпался новым словоблудием, предложениями - одно другого дурнее - но его никто не слушал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78