Её драконы слишком выросли, чтобы довольствоваться крысами, собаками и кошками, как раньше. «Чем больше они едят, тем больше становятся, – предупреждал её сир Барристан. – А чем больше становятся, тем больше едят». Дрогон улетал особенно далеко и мог легко проглатывать по овце в день.
– Выплатите им стоимость их скота, – приказала она Резнаку. – Но в следующий раз заставьте каждого жалобщика сперва явиться в храм Милости и поклясться священной клятвой богам Гиса.
– Будет исполнено. – Резнак повернулся к просителям. – Её величество королева приказала возместить вам ущерб за утраченный скот, – объявил он на гискарском наречии. – Явитесь завтра к моим помощникам, и вам заплатят монетой или товаром, по вашему выбору.
Решение было встречено мрачным молчанием.
«Они могли бы выглядеть и повеселее, – подумала Дени. – Они получили то, ради чего пришли. Как ещё им угодить?»
Когда все направились к выходу, один из просителей остался – бедно одетый приземистый мужчина с обветренным лицом и копной красно-чёрных волос, остриженных на уровне ушей. В руке он держал тёмный холщовый мешок. Мужчина стоял с опущенной головой, уставившись в мраморный пол, словно забыл, где находится. «А этому что от меня надо?» – удивилась Дени.
– Все на колени перед Дейенерис Бурерождённой, Неопалимой, королевой Миэрина, королевой андалов, ройнаров и Первых людей, кхалиси Великого травяного моря, Разрушительницей Оков и Матерью Драконов, – выкрикнула Миссандея высоким приятным голосом.
Когда Дени поднялась, её токар начал сползать. Она подхватила его и подтянула на место.
– Эй, ты, с мешком, – позвала она. – Ты хочешь говорить с нами? Можешь приблизиться.
Когда он поднял своё лицо, стало видно, что его глаза красны, словно свежие раны. Дени заметила, что сир Барристан белой тенью скользнул к ней ближе. Шаг за шагом, шаркая и спотыкаясь, проситель приближался неуверенной походкой, сжимая в руках мешок.
«Пьян или болен», – решила Дени. Под его сломанными жёлтыми ногтями темнела земля.
– Что это? – спросила она. – У тебя какая-то жалоба или просьба к нам? Чего ты хочешь?
Он нервно облизнул пересохшие, потрескавшиеся губы:
– Я... я принёс...
– Кости? – нетерпеливо продолжила она. – Обгорелые кости?
Мужчина поднял мешок и высыпал его содержимое на мрамор.
Это и в самом деле оказались кости – сломанные и почерневшие. Более длинные были расколоты – из них съели костный мозг.
– Это сделал чёрный... – прохрипел человек по-гискарски. – Он спустился с неба крылатой тенью и... и... и…
«Нет, – вздрогнула она, – нет, нет, о, нет!»
– Ты что оглох, дурак? – заорал просителю Резнак мо Резнак. – Не слышал, что я объявил? Приходи завтра к моим помощникам, и тебе заплатят за твою овцу.
– Резнак, – тихо произнёс сир Барристан, – придержи язык и открой глаза. Это не овечьи кости.
«Нет, – подумала Дени. – Это кости ребёнка».
Глава 3. Джон
У подножия седого утёса, высокого, как само небо, среди чёрных деревьев бежал белый волк. Луна следовала за ним в звёздной вышине, мелькая в просветах между переплетением голых ветвей над головой.
– Сноу, – прошептала луна.
Но волк не ответил. Под его лапами поскрипывал снег, среди деревьев вздыхал ветер. Откуда-то издалека доносился зов сородичей – таких же, как он.
Они тоже охотились. Ливень, хлеставший по шкуре его чёрного брата, терзавшего тушу огромного козла, смывал кровь из раны в боку, вспоротом длинным рогом жертвы. В другом месте его младшая сестра подняла голову, чтобы пропеть луне свою песню, а сотня меньших серых братьев прервала свою охоту, чтобы к ней присоединиться. В холмах, где они находились, было теплее, и в изобилии водилась дичь. Много ночей стая его сестры лакомилась мясом украденных у людей овец, коров и лошадей, а иногда волки пробовали и человеческую плоть.
– Сноу, – хихикая, вновь позвала луна.
Белый волк неслышно бежал по следу, оставленному человеком у подножия ледяной скалы. На языке был привкус крови, а в ушах звенела песнь сотен братьев. Когда-то их было шестеро – пять пищащих слепышей в снегу подле мёртвой матери и он, одинокий, отползший в сторону, пока младшие сосали холодное молоко из её омертвевших сосков. Теперь в живых осталось четверо… и присутствия одного из них белый волк больше не чувствовал.
– Сноу, – настаивала луна.
Белый волк убегал от этого зова, мчась в пещеру ночи, где скрылось солнце. Его дыхание стыло клубами в морозном воздухе. В беззвёздные ночи огромный утёс был чёрен, как камень, тёмной громадой возвышаясь над широким простором, но когда выглядывала луна, он сиял тусклым светом и льдом, подобно замёрзшему водопаду. Волчья шуба была густой и косматой, но когда вдоль ледяной громады дул пронизывающий ветер, не спасал даже такой мех. На другой стороне ветер был ещё холоднее, и волк чувствовал это. Там находился его брат – серый, пахнущий летом.
– Сноу. – С ветки упала сосулька. Белый волк повернулся и обнажил зубы.
– Сноу! – Деревья перед ним расступились, и волк ощетинился.
– Сноу, Сноу, Сноу! – Он услышал хлопанье крыльев.
Вылетевший из тьмы ворон с глухим стуком опустился на грудь Джона Сноу, скрежетнув когтями.
– Сноу! – каркнула птица прямо ему в лицо.
– Я слышу. – Комната была тёмной, а тюфяк – жёстким. Серый свет сочился сквозь ставни, предвещая ещё один тусклый холодный день. – Вот как ты будил Мормонта? Убери свои перья подальше от моего лица. – Джон выпростал руку из-под одеял, чтобы согнать птицу. Ворон был крупным, старым, взъерошенным, наглым и совсем не боялся людей.
– Сноу! – прокричал он, взлетев на столбик кровати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65