Ведь так делают только забогатевшие простокровки, а волшебники сами могут вырастить нужные травы, сварить зелье и сотворить над ним волшебство. Но волшебнический дар этой дамы очень слаб, она вынуждена покупать все свои зелья и эликсиры. Предпочитает хелефайскую работу. Некоторые лосьоны и кремы можно сделать только на месте, поэтому я провёл в комнате отдыха при её кабинете пять часов. Это правда, госпожа, клянусь вам!
— Имя? — потребовала я. Хелефайя отрицательно покачал головой, знатную даму он боялся.
— Ну если ты так хочешь на эшафот — пожалуйста, — ответила я и шагнула к двери.
— Графиня Эстер Димиани, — сказал ли-Вириар. — Супруга кудесника Фредерико Димиани.
— Кудесника никогда не видела, — сказала я, — а даму знаю. Начальник пресс-службы департамента, вечно перед журналистами задницей крутит.
Джакомо грязно выругался.
— Фредерико Димиани в своё время служил Неназываемому. Но прямых доказательств не было, после развоплощения Великого Врага под суд кудесник так и не попал. Жена у него тоже кобра первостатейная, если дело дойдёт до суда, показания давать ни за что не будет. Да и сотрудники отдела промолчат, не признаются, с кем начальница пять часов над колбами сидела.
— Итак, — подытожила я, — невиновность ар-Даллигана доказать хотя и трудно, но возможно. Другое дело, зачем нам с тобой стараться ради мелкотравчатого хама, который, будучи в гостях, не способен соблюдать даже самую элементарную вежливость по отношению к хозяину. Который…
— Замолчи! — оборвал меня Джакомо. Смотрел он на хелефайю. Я перевела взгляд на ли-Вириара и на мгновение оцепенела от растерянности.
Такого беспредельного ужаса на людском лице я не видела никогда. В озверелом от бесконечной войны Троедворье бывало всякое — истерзанные пыткой полутрупы дворовых пленных, родители, вынужденные дарить прощальное милосердие собственным детям… Но такой бездны отчаяния и страха я никогда ещё ни в чьих глазах не встречала. Ар-Даллиган словно истаивал в этом страхе, его душа стремительно и необратимо сжигала сама себя.
— Клянусь сердцем и печенью, — сказал Джакомо, — Виальниен-шен Миденвен ар-Даллиган ли-Вириар ни в чём не нарушил долг гостеприимства. Это мой дом и только мне решать, каким правилам должен следовать мой гость. Миденвен ничем не оскорбил ни меня, ни мой очаг, ни стол.
Хелефайя словно от жестокого морока очнулся. Бледный, дрожащий, уши обвисли. Джакомо подвёл его дивану, уложил, накрыл пледом. Погладил по волосам.
— Всё хорошо, — мягко, словно маленькому ребёнку, сказал Джакомо. — Не бойся. Всё хорошо.
Ли-Вириар заплакал. Джакомо сидел рядом с ним на корточках, гладил волосы, говорил успокаивающие слова. Хелефайя затих, и как будто задремал. Джакомо поднялся, жестом позвал меня на кухню. Я наполовину притворила за собой дверь, чтобы ли-Вириару было удобнее подслушивать. Регенерируют хелефайи не так быстро как вампиры, но вскоре он полностью опомнится от шока и придёт послушать, о чём мы говорим.
Джакомо резко обернулся и схватил меня за плечо.
— Никогда, — яростно прошипел он, — слышишь, никогда не смей упрекать Перворождённого в нарушении долга гостеприимства.
Я сбросила руку.
— Даже если он действительно виноват?
— Да, — твёрдо сказал Джакомо. — Есть три закона, которые Дивный Народ не нарушает никогда — закон равновесия стихий, закон сочетания крови и закон гостеприимства. Нарушение становится вечным проклятием не только для самого Перворождённого, но и для его семьи. Нарушителя казнят вместе со всеми родственниками и лишают права на погребение. Но сначала заставляют пройти Тропой Позора. Затем будет казнь. Долгая, мучительная, но даже она становится благодеянием и освобождением после всего, что было до неё.
— При условии, что о нарушении узнают правители общины, — возразила я.
— Нет, владыки тут ни при чём. Ты видела, что было с Миденвеном. Как ты вообще могла сказать такое!
— Потому что он действительно виновен. Ар-Даллиган дважды нарушил правила гостеприимства. Первый раз в ресторане, когда выгнал тебя с твоего законного места, второй — сейчас. Нормальные люди, когда чего-то просят, то всегда говорят «Пожалуйста», и «Спасибо», когда получают просимое. Даже если этот ушастый хам действительно не может пить газировку, то надо было сказать об этом спокойно и вежливо!
— И ты считаешь, — холодно спросил Джакомо, — что за такую мелочь можно убить?
— Я — нет. Но Миденвен уверен, что нужно. Он сам установил такие правила, ему первому их и соблюдать. Ушастик захотел поиграть в высшую и низшую расу, однако не учёл, что и сам может оказаться низшим. Он попал в мир, созданный человеками и для человеков. Мифологическим персонажам здесь места нет. Как думаешь, что будет, если о хелефайе узнает полиция или журналисты?
Джакомо мертвенно побледнел.
— Нет, — едва слышно прошептал он.
— Вот именно, — злорадно сказала я.
— Надо как можно быстрее найти доказательства его невиновности и вернуть в тот мир, для которого Миденвен и был рождён.
— А с какой стати мы должны надрываться ради того, кто считает нас быдлом?
— Но Звездорождённые действительно намного выше и совершеннее нас! — выкрикнул Джакомо.
— Тогда пусть твой звездюк валит в потайницу и выкручивается сам как хочет, — спокойно ответила я. — Высшим помощь низших не нужна. Ты ведь не требуешь, чтобы собака решала для тебя задачки по тригонометрии.
— Нина, — едва пролепетал потрясённый Джакомо, — неужели ты сама не видишь величия Дивного Народа?
— Не вижу. Что великого сделали хелефайи? Конкретно.
— Благословеннейшие мудры и добры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161