Похоже, о правильном. Страхом с его стороны больше не пахло.
Зато беспокойство начало охватывать его самого. Базар лежал перед ним словно вымерший — ни выстрела в воздух, ни окрика, а ведь до его громады осталось не больше тридцати шагов. Голова отказывалась выдавать четкие указания, и Ахмет перестал обращать на нее внимание, полностью растворившись в ощущениях. Они там, это ясно. Не все. Вчера было девять; старшего завалил, литовца оставил. Сейчас меньше. Кто-то ушел? Или завалили? По идее, после того, как валят старшего, люди ставят нового, и это процесс такой, без крови не обходится…
Неожиданно для себя Ахмет поднял ствол и отсек два патрона. Грохот выстрелов заметался по широкому полю бывшего сквера, крошась об развалины, и улетел в глубину мертвого города. Несколько минут ничего не происходило, но по изменившейся тишине оба визитера понимали — сейчас последует реакция. Ахмет сквозь зубы подбодрил Сережика:
— Не ссы, Базарный. Ща или вальнут, или войдем.
— Да я не ссу.
— Когда зайдем, будь готов. Если я начну шмалять, вали все, что шевелится.
Тут наверху скрежетнул сдвигаемый дощатый щит, посыпался вниз потревоженный снег, и из приоткрывшейся щели кто-то крикнул:
— Ты че, забыл, где заходить? О, еще одного, что ли привел? — и уже глуше, в глубину здания, что-то добавил остальным.
— Пошли. — Ахмет подчеркнуто неторопливо повернул ко входу. — Серег, пизди поменьше, и помни, кто ты тут. Волокушу прям здесь оставь, у крыльца. Никуда не денется.
Первое, что бросилось им в глаза за углом — приметенный у лестницы синий литовец.
Сережик передернулся, взявшись за ручку двери, из которой выбежал по трупам почти четыре месяца назад. Выгородку справа, бывший гардероб, где сдавали стволы, новые хозяева… — "Стоп!" поправил себя Сережик, — "Какие еще хозяева?", разломали на дрова. Решетка, за которой в базарные дни сидела охрана, выломали, и она болталась на одной петле. "Бля, решку-то нахера трогать! Мешала кому?!" Подымаясь за Старым наверх, откуда слышались неразборчивые голоса, Сережик с раздражением отметил голое железо перил, обдирать которые при Кирюхе даже в голову никому не приходило.
На площадке их встретил ушловатого вида пыштымский мужичок, в тулупе поверх новой необмятой рубахи ментовского фасона. У Сережика опять сжалось сердце — значит, и этот склад нашли. А ведь Кузнецов так гордился хитрой задумкой — сделать у одного из предназначенных для сдачи торговцам отсеков второе «дно», и постоянно выпрашивал у Немца залетчиков, потому что долбить ломом толстые фундаментные блоки никто из своих не хотел. Там много чего лежало — и часть ПКВешного патрона, и лишние пулеметы, за которыми сам хозяин ходил с Ахметом по зиме, давным-давно, и вот эти рубахи, которыми зашел в дом Аркашка… …Ну, а че ты хотел? Три месяца с лишним, не три недели. Че хошь найти можно… — с горестным вздохом подумал Серега, всегда по-хозяйски относившийся к любому добру. — …А мое вы хуй когда найдете, хоть триста лет ищите…
— Здоров, что ли… — настороженно вытолкнул из-под прокуренных усов мужичок, глядя только на Старого.
— А я тебе че — насрано? — замирая от необъяснимого страха, вытолкнул через губу Сережик.
— А ты кто таков, сопля? — с нехорошим весельицем в голосе осведомился мужичок, косясь на Старого. — С тобой, что ль?
Старый, к полному Серегину восхищению, легко подтолкнул мужичка, разворачивая к проходу:
— Айда… Как отзываешься, братишка?
— Губой, от фамилии.
— Вот и айда, брат Губа, поближе к опчеству. Где народ-то? Поди, в бывшем кабинете Хозяйском?
— Че? А, где кресла? Ну, точно. А че, мне обсказать не жалаш? — попробовал похорохориться мужичок. — Типа, всем сразу довести, а мне одному — рылом, типа, не вышел?
Сережик заметил, как вздрогнула борода Старого от нехорошей усмешки, и замер в предвкушении — похоже, Губе сейчас придется немного рассчитаться за "соплю"…
Старый придержал шаг, заглядывая в лицо мужичку. Мужичок остановился и опустил руки, правой бестолково шаря по стволу висящей на плече волыны. Старый буравил мужичка взглядом, и Сережик охнул внутри себя, зацепив немного черного могильного холода, щедро хлещущего из потемневшего глаза Старого. Старый странным голосом, раза в полтора медленнее своей обычной манеры тягуче выговорил мужичку прямо в лицо, и Сережику казалось, что эти слова, словно живые нити, вползают в глаза, ноздри, уши Губы:
— А что, дружище? Рассказать тебе? Персонально?
Сережик со смесью испуганного отвращения и злорадства наблюдал, как скованный взглядом Старого мужичок пытается помотать головой, но выходит только неуклюжее подергиванье в одну сторону.
— Что, не надо? Ну как хочешь. Пошли, че встал-то? — Старый вернул свою насмешливую манеру и опять подтолкнул мужичка по коридору, к двери, из-за которой неслись приглушенные голоса.
Сережик мстительно оттолкнул не пришедшего в себя Губу и поспешил за Старым, входящим в бывший Кирюхин кабинет.
— Всем привет, господа и товарышши.
Биг Бос Эбрахамсон жался под ударами ледяного ветра, гуляющего по бесконечной пустыне летного поля. Наглые cargo Cargo — технические работники аэродрома, отвечающие за правильное с точки зрения развесовки расположение груза в салоне самолета.

в оранжевых пуховиках из московского дивижена PAE ползали, как сонные мухи, как будто не видели, что посадки дожидаются не абы кто, а не самые маленькие люди — рядом с Эбом стояла начальница юридического сервиса Halliburton NCA, за один рождественский бонус которой можно купить два таких самолета, тут же прятались за спиной косящего под Бонда нарядного типа из РУМО два смуглых латиноса из US Treasures, какие-то англичане в необмятых ооновских пуховиках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99