ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
А о том, что такое похмелье, вспоминаю только читая художественную литературу…
Хейзингер, впрочем, об этом не догадывался. Мужик он, конечно, был крепкий, но со мной ему соревноваться не стоило. На рассвете я погрузил полубесчувственное тело старого морского волка в свой раздолбанный «Судзуки» и перевез в «Империал», строго-настрого наказав портье поставить в изголовье его кровати пару бутылок пива. Тубус с картой я повесил Хейзингеру на шею и теперь он болтался у него за спиной, словно диковинное ружье.
Возвращаясь к машине, я с удивлением понял, что не чувствую никакого удовлетворения. Это было странно — комбинация, которую я долго и тщательно готовил, складывалась именно так, как задумывалось, все шло строго по плану, а радости от этого не было никакой. Годы поиска вслепую остались позади, я точно знал, где и что нужно искать — и не испытывал по этому поводу никаких чувств. Я поймал себя на мысли, что завидую Хейзингеру — он, по крайней мере, мог на радостях напиться. А я вот не мог.
Утро, несмотря ни на что, было великолепным. Я завел мотор и, неожиданно для себя, развернул джип в сторону купален Афродиты. Там, километрах в двух от грота, где богиня любви, по преданию, чудесным образом возвращала себе утраченную девственность, есть маленькая живописная бухта. Она укрыта от посторонних глаз высокими и довольно мрачными на вид скалами, а дорога, ведущая к воде, перегорожена сплетенными из толстой проволоки воротами. Ворота я нашел, расчищая авгиевы конюшни Аристида.
Я открыл ворота, загнал джип в тень скалы и, сбрасывая на ходу джинсы и футболку, пошел к воде. Вода была холодной — она нагревается только часам к одиннадцати — но я такую как раз люблю. Дно, покрытое чистейшим белым песком, полого переходило в таинственный сад камней, прячущихся в глубокой тени. Метрах в пятидесяти от берега я нырнул.
Мягко заложило уши. Я с силой работал ногами, уходя почти вертикально вниз. На глубине десяти метров начались плантации водорослей, в их лениво шевелящихся зарослях сновали серебристые рыбы. Я попытался схватить одну из них рукой — рыба, как обычно, оказалась быстрее.
Минуты через полторы мучительно захотелось сделать вдох. Я боролся с этим желанием, неторопливо скользя над своими подводными владениями. Еще через тридцать секунд судорожный спазм, сжимавший горло, исчез. Можно было подумать, что кто-то всунул мне в рот загубник шланга и я сделал большой глоток чистого кислорода. Только никакого загубника, естественно, не было.
Просто я мог не дышать под водой. И, наверное, мог не дышать в космосе. И еще, вероятно, не горел в огне.
Прикоснувшийся к Чаше получал в дар ощущение беспредельного, божественного могущества — испытываемое только один раз, это чувство могло потом измучить человека, как мучают нас воспоминания о давно прошедшей и самой прекрасной любви. Но те, кто сумел разбудить силы, дремавшие в глубине древнего артефакта, получали несравненно больше.
Когда-то старик Лопухин сказал мне, что Чаша на самом деле не похожа на то, что видят в ней люди, а имя это дано ей, поскольку выражает лишь одну из ее возможных функций — быть источником силы. Но я, молодой и глупый, не обратил на эти слова никакого внимания. Возможно, если бы я относился к Чаше по-другому, ее дары тоже были бы иными. Но я видел перед собой только Грааль, Чашу, дающую бессмертие. Что же еще она могла мне дать?
Я до сих пор не знаю границ своего бессмертия. И, честно говоря, не очень хочу устанавливать их опытным путем. Меня вполне устраивает то, что я выжил после пяти пуль, которые всадил в меня посланный Валентиновым киллер. Кстати, именно после этого небольшого недоразумения я окончательно передумал продавать ему Чашу.
С ДД мы довольно быстро пришли к соглашению. Чаша формально принадлежит ему, но хранится у меня. Он и не подумал возражать — по-моему, все пережитые летом 1991 года волнения навсегда отбили у него охоту к приключениям. Лет пять назад я присутствовал на защите его докторской диссертации. ДД был умопомрачительно элегантен и невыносимо солиден, всем своим видом свидетельствуя, что с исполнением желаний у него все в порядке.
Мое желание, разумеется, тоже исполнилось. Мы с Наташей замечательно прожили вместе два года, а потом на удивление спокойно расстались. Сейчас она где-то в Канаде, продолжает заниматься своей вечной мерзлотой в более комфортных условиях. Что касается меня, то я всегда предпочитал южные широты.
У меня было много времени на то, чтобы все обдумать. Мне кажется, что, если бы я более серьезно подготовился к встрече с теми силами, которые проникают в наш мир через двери, подобные Чаше, я сумел бы использовать их лучше. Королевская печать годится не только на то, чтобы колоть ей орехи.
«Знаете ли вы, где лежит темное дно потаенных желаний человека?» — спросил меня когда-то старик Лопухин. Я до сих пор не уверен, что знаю ответ, хотя это почти наверняка именно то место, которое Хромец называл обиталищем Ночи. Я понимаю его — он нырял, и ни разу не достигал дна, а значит, не находил успокоения. Надеюсь, мне повезет больше.
Лопухин говорил о трех Черепах Смерти. Один, утративший силу, был найден в Лубаантуне. Второй я уничтожил в подземельях объекта 66. Третий, как полагают, затерялся где-то в бескрайних болотах Западной Африки.
Но, может быть, и не затерялся. Какой-то похожий череп искали на Ближнем Востоке нацисты. Что-то скрывалось на дне Средиземного моря, в полулиге от мыса Осла, как поведал мне сегодня ночью Хейзингер. И я намеревался добраться до затонувших сокровищ византийцев, чего бы мне это ни стоило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
Хейзингер, впрочем, об этом не догадывался. Мужик он, конечно, был крепкий, но со мной ему соревноваться не стоило. На рассвете я погрузил полубесчувственное тело старого морского волка в свой раздолбанный «Судзуки» и перевез в «Империал», строго-настрого наказав портье поставить в изголовье его кровати пару бутылок пива. Тубус с картой я повесил Хейзингеру на шею и теперь он болтался у него за спиной, словно диковинное ружье.
Возвращаясь к машине, я с удивлением понял, что не чувствую никакого удовлетворения. Это было странно — комбинация, которую я долго и тщательно готовил, складывалась именно так, как задумывалось, все шло строго по плану, а радости от этого не было никакой. Годы поиска вслепую остались позади, я точно знал, где и что нужно искать — и не испытывал по этому поводу никаких чувств. Я поймал себя на мысли, что завидую Хейзингеру — он, по крайней мере, мог на радостях напиться. А я вот не мог.
Утро, несмотря ни на что, было великолепным. Я завел мотор и, неожиданно для себя, развернул джип в сторону купален Афродиты. Там, километрах в двух от грота, где богиня любви, по преданию, чудесным образом возвращала себе утраченную девственность, есть маленькая живописная бухта. Она укрыта от посторонних глаз высокими и довольно мрачными на вид скалами, а дорога, ведущая к воде, перегорожена сплетенными из толстой проволоки воротами. Ворота я нашел, расчищая авгиевы конюшни Аристида.
Я открыл ворота, загнал джип в тень скалы и, сбрасывая на ходу джинсы и футболку, пошел к воде. Вода была холодной — она нагревается только часам к одиннадцати — но я такую как раз люблю. Дно, покрытое чистейшим белым песком, полого переходило в таинственный сад камней, прячущихся в глубокой тени. Метрах в пятидесяти от берега я нырнул.
Мягко заложило уши. Я с силой работал ногами, уходя почти вертикально вниз. На глубине десяти метров начались плантации водорослей, в их лениво шевелящихся зарослях сновали серебристые рыбы. Я попытался схватить одну из них рукой — рыба, как обычно, оказалась быстрее.
Минуты через полторы мучительно захотелось сделать вдох. Я боролся с этим желанием, неторопливо скользя над своими подводными владениями. Еще через тридцать секунд судорожный спазм, сжимавший горло, исчез. Можно было подумать, что кто-то всунул мне в рот загубник шланга и я сделал большой глоток чистого кислорода. Только никакого загубника, естественно, не было.
Просто я мог не дышать под водой. И, наверное, мог не дышать в космосе. И еще, вероятно, не горел в огне.
Прикоснувшийся к Чаше получал в дар ощущение беспредельного, божественного могущества — испытываемое только один раз, это чувство могло потом измучить человека, как мучают нас воспоминания о давно прошедшей и самой прекрасной любви. Но те, кто сумел разбудить силы, дремавшие в глубине древнего артефакта, получали несравненно больше.
Когда-то старик Лопухин сказал мне, что Чаша на самом деле не похожа на то, что видят в ней люди, а имя это дано ей, поскольку выражает лишь одну из ее возможных функций — быть источником силы. Но я, молодой и глупый, не обратил на эти слова никакого внимания. Возможно, если бы я относился к Чаше по-другому, ее дары тоже были бы иными. Но я видел перед собой только Грааль, Чашу, дающую бессмертие. Что же еще она могла мне дать?
Я до сих пор не знаю границ своего бессмертия. И, честно говоря, не очень хочу устанавливать их опытным путем. Меня вполне устраивает то, что я выжил после пяти пуль, которые всадил в меня посланный Валентиновым киллер. Кстати, именно после этого небольшого недоразумения я окончательно передумал продавать ему Чашу.
С ДД мы довольно быстро пришли к соглашению. Чаша формально принадлежит ему, но хранится у меня. Он и не подумал возражать — по-моему, все пережитые летом 1991 года волнения навсегда отбили у него охоту к приключениям. Лет пять назад я присутствовал на защите его докторской диссертации. ДД был умопомрачительно элегантен и невыносимо солиден, всем своим видом свидетельствуя, что с исполнением желаний у него все в порядке.
Мое желание, разумеется, тоже исполнилось. Мы с Наташей замечательно прожили вместе два года, а потом на удивление спокойно расстались. Сейчас она где-то в Канаде, продолжает заниматься своей вечной мерзлотой в более комфортных условиях. Что касается меня, то я всегда предпочитал южные широты.
У меня было много времени на то, чтобы все обдумать. Мне кажется, что, если бы я более серьезно подготовился к встрече с теми силами, которые проникают в наш мир через двери, подобные Чаше, я сумел бы использовать их лучше. Королевская печать годится не только на то, чтобы колоть ей орехи.
«Знаете ли вы, где лежит темное дно потаенных желаний человека?» — спросил меня когда-то старик Лопухин. Я до сих пор не уверен, что знаю ответ, хотя это почти наверняка именно то место, которое Хромец называл обиталищем Ночи. Я понимаю его — он нырял, и ни разу не достигал дна, а значит, не находил успокоения. Надеюсь, мне повезет больше.
Лопухин говорил о трех Черепах Смерти. Один, утративший силу, был найден в Лубаантуне. Второй я уничтожил в подземельях объекта 66. Третий, как полагают, затерялся где-то в бескрайних болотах Западной Африки.
Но, может быть, и не затерялся. Какой-то похожий череп искали на Ближнем Востоке нацисты. Что-то скрывалось на дне Средиземного моря, в полулиге от мыса Осла, как поведал мне сегодня ночью Хейзингер. И я намеревался добраться до затонувших сокровищ византийцев, чего бы мне это ни стоило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123